Путь домой. На Север и обратно
Шрифт:
– Нынешние тебе не ранешние! – осадил его недовольство начальник. – Свобода, понимать надо!
– Да я уж понял. Жрать всё время охота, выходит – свобода. А вот при батюшке-угнетателе кормили исправно!
– Да ты, никак, за старый режим? – внимательно прищурился на бойца отец-командир.
– Упаси Гончар! – поостерёгся тот. – Я исключительно насчёт пожрать.
– Проходи, садись! – погасил взгляд начальник штаба. – Все разбежались, и пожаловаться на свою беду некому.
– Что за беда? – степенно поинтересовался Мофей, окинул взглядом стратегический бардак
– Навалилось на меня поэтическое вдохновение! – торжественно сообщил вчерашний казначей – сегодняшний стратег. И, по всему выходит, завтрашний гений словесности.
– С раннего утра взялся поэму сочинять, но, как ни стараюсь – всё финансовый отчёт получается!
– Ну, тоже вещь серьёзная, нужная, – честно попытался поддержать Мофей начинающее дарование, но тот лишь рукой махнул обречённо.
– Чего там серьёзного? В полковой кассе денег – пять медяков. Хоть на сто листов отчёт раскатай, денег не добавится.
– А где ж они все? – подивился Мофей. – Вроде, всегда поболее оставалось.
– Где, где… – вспыхнул негодованием командир. – В казне! В Королевской, или чья она там сейчас? Выдать некому, а может уже и нечего. Да оно и к лучшему: нет денег – нет проблем. В конце концов: мы же не на парад собрались, на войну. В дороге разживёмся, не впервой. Меня больше заботит, отчего же поэма-то никак не сложится?
Печально вздохнул и пнул сияющим сапогом ворох смятых бумажек под ногами. Бумажонки прошуршали тихо, печально, мелодично. Сразу слышно – стихами помараны. Приказы по полку куда жёстче шуршат.
– Правда, стихотворение, об этом горе поэтическом, у меня всё-таки родилось. Вот послушай, посочувствуй.
Плеснуть чернил и наточить перо…
Спилить с души чугунные оковы!
Пускай порхает, мило и легко.
Сплетая рифмы нежные покровы.
Она порхнёт к чарующей мечте,
Так отчего, скажите, чувства ради!
То, что легко рождается в душе,
С такими муками касается бумаги?
Всё кажется – опять слова не те,
Прицел души не совпадает с целью.
И кружатся метелью на песке,
Гусиные, обгрызенные перья.
И места нет сомнениям уже,
Без звука – крыльями впустую хлопать.
Стихи без слов рождаются в душе,
А вот со словом надобно работать!
Я душу сам освободил от пут!
И вот в чернильнице – раствор недоумения.
Выходит, обрекли меня на труд?
Моей души полёт и вдохновение!
– Да-а, сочувствую!
Сочувствие Мофею ничего не стоило, а потому далось легко и прозвучало искренне. – А план похода-то хоть удался? Завтра выступать уже.
– А чего мудрить? – начальник штаба легкомысленно махнул рукой. – Пять лет назад там же воевали, вот старым планом и воспользуемся. Всей работы – дату на титульном листе поменять. Завтра и поменяю, аккурат перед выступлением. А сейчас поважнее дела есть.
Мофей озадаченно почесал затылок и удручённо хмыкнул.
– Оно, конечно, вам видней – образование у вас, и другие никчёмности… Да только был я в том походе, пять лет назад. Морду нам тогда расквасили знатно! Всерьёз опасаюсь, что по тому же плану – огребём по тому же месту!
Начальник штаба почесал кончик носа, глянул на Мофея так, словно приметил только что. Спросил строго, без скидки на старинное знакомство.
– А ты чего припёрся в штаб, гвардеец? Завтра в поход выступать, а он шляется тут, оперативную обстановку осложняет.
И прищурился внимательно, взглядом нехорошим Мофея царапнул.
– Ты не агент контрреволюции, часом?
– Гончар миловал, – искренне промолвил Мофей и в доказательство святым кругом лицо осенил. Может и не к месту, зато от души.
– А чего хотел? – помягчел лицом начальник.
– Жалование хотел получить! – решил не юлить Мофей, поскольку честный дурак для начальства не в пример симпатичнее пронырливого умника. – Порядочному гвардейцу и выпить не на что. Непорядок!
– На! – командир озлобленно выдернул из стола ящик и высыпал перед Мофеем пять медяков. – Вся полковая касса! Забирай и вали в свой кабак! А то ползают тут без дела… Ни войны с вами, ни поэзии!
Мофей тщательно собрал медяки и ссыпал в карман штанов. Хоть бы чуток штаны к полу оттянулись!
– Ну, не стану мешать, – громко щёлкнул каблуками и, по уставу, боднул перед собой воздух. – Пойду. А то и верно: припёрся дурак учёного учить. Каждому своим делом заниматься надобно!
Вышел из зала и тихонько, чтобы не спугнуть чужое вдохновение, притворил дверь. Пробурчал под нос с сожалением.
– Вот ведь как неслабо нахлобучило! А теперь всё, почитай пропал человек. Поэты, они все по жизни контуженные. Похуже, чем из полковой мортиры! Обычному-то человеку в рифму разговаривать ни к чему, просто два слова связать – уже удача. Ишь, перья у него обгрызенные… А не суй куда попало!
Вышел из штаба, махнул часовому и порадовался, что не стал с новым начальником планами гражданской жизни делиться. А то и пяти медяков бы не видать, вот те круг!
* * *
Дальше, вымощенная камнем, дорога привела прямиком к полосатой будке с кривым шлагбаумом. Навстречу кряхтя поднялся седобородый гвардеец – старый, добрый знакомец, что не раз укладывал подгулявшего Мофея в своей будке, подальше от строгих, командирских глаз. Старый воин держался прямо только благодаря стальной кирасе, и Мофея не раз подмывало под неё заглянуть. Грызли серьёзные сомнения: а есть ли там вообще человеческое тело?