Путь домой

Войтенко Алекс

Разбудили меня крики местных птиц, и редкие лучи солнца, просвечивающие сквозь плотную листву. Нужно было решать, что делать дальше, и как выбираться из этой передряги. Если мне удастся уйти за границу страны, вряд ли меня, кто-то найдет, да и вообще будут искать. Все видели, как я ремонтирую автомобиль на обочине, а то, что я так и не появился в городе, вполне могут списать на то, что я либо попал в лапы Национальной Гвардии, либо объявился в городе, когда судно уже покинуло его. Не такая я большая шишка, чтобы судно задерживалось только из-за меня. В любом случае, меня просто спишут на боевые потери. И все это может измениться только в том случае, если случайно встретят здесь до того момента, пока я не окажусь в Сальвадоре.

Глава 6

6

Выйдя из пикапа, я обошел вокруг него, и обнаружил, что примятая ночью

трава уже поднялась, и моего грузовичка совсем не видно с дороги. Здесь вообще все растет очень быстро. Воткни только что срубленную палку, и уже к вечеру она зазеленеет листвой, примется и будет расти, как ни в чем не бывало. На всякий случай, быстренько пробежался до дороги, посмотрев с той стороны и убедившись в том, что ничего не заметно. Вернувшись назад, первым делом залез в кузов. Еще по вчерашнему дню помнил, что мне оставляли что-то из еды. Так оно и оказалось. В кузове обнаружились две бумажных коробки, в одной из которых были консервы из тунца, а в другой литровые коробки с соком. Я не особенно люблю рыбу, хотя кто-то находит ее вкусной, но по мне так, лучше свиннины карася не найдешь, а самая лучшая ужа, из петуха. Но так или иначе, я вскрыл банку консервов и вполне утолил свой голод, запив все это соком. Не как не могу привыкнуть к отсутствию хлеба. С самого появления здесь, мне всегда, его не хватает. А я даже боюсь заикнуться о нем, потому что никто его не ест. Разве, что в некоторых блюдах, употребляется что-то похожее на лаваш, и иногда встречаются чесночные булочки, но опять же строго к определенному блюду и из сдобы. Хотя очень удивился тому, что оказывается Самоса, это не только диктатор Никарагуа, но еще и жаренные тругольные пирожки, похожие на Узбекскую Самсу. Правда очень острые и со сладким соевым соусом, честно говоря сочетание очень на любителя, но местные едят с удовольствием.

Теперь нужно было решать вопрос с одеждой и документами. Кое-какая одежда в кузове имелась. Я хоть и не знал, что именно мне грузили, но то что это был дорогой универсальный магазин, и помимо еды здесь были и другие товары знал точно. С одеждой все разрешилось быстро и просто прекрасно. Так, что лучшего, нельзя было и пожелать. В одном из мешков обнаружились фирменные пакеты от «Levi’s», с штанами и куртками, вперемежку со стопками футболок. Учитывая, что магазин в котором все это изымалось выглядел шикарно, ничего удивительного в этом не было. И не нужно утверждать, что джинсы здесь, это рабочая одежда. Это в самом начале их выпуска былоименно так. Сейчас они считаются одеждой для повседневного употребления. А кто сказал, что для ежедневной носки, одежда должна быть дешёвой? Немного напрягало отсутствие обуви, но хорошенько поразмыслив, решил, что мои армейские ботинки, гораздо лучше, чем какие-то кроссовки или туфли. Тем более, что путь предстоит дальний, а обувь уже достаточно притерлась, и потому не стоит ожидать мозолей. В другом мешке обнаружилось женское белье, которое мне ну никак не подходило, и носки. Последние были уложены стопками по двенадцать пар, и пришлись как нельзя к месту. Все же те, что выдавались партизанским интендантом, уже сильно поизносились, и были штопаны, перештопаны, а как иначе, если ничего другого не имелось в наличии. Да и затевать в походе стирку, не самое приятное занятие, а сейчас, я как минимум на неделю, а то и на декаду, был от этого освобожден, что несомненно радовало.

Осталось найти только какую-нибудь сумку, в чем можно было бы все это унести. В принципе в кузове имелась одна, правда не слишком удобная, и забитая, какими-то бумагами, в которых мне еще предстояло разобраться. Напоминала она, мечту аккупанта, или что-то похожее на то, что использовалось челночниками, после распада СССР в моей прошлой жизни. Пока же, не вылезая из кузова, я освободил все свои карманы, укладывая их содержимое на крышу кабины, и тут же переоделся в гражданскую одежду, рассовав по карманам все, что у меня было, за исключением пожалуй документа, выданного в отряде. Вначале хотел было его сжечь, но мгновением позже понял, что делать этого не стоит. Если я когда-нибудь доберусь до СССР, он может мне здорово пригодиться. Увидев его наличие там, меня наверняка вспомнят знающие люди, и подтвердят мое участие в Сандинистском Фронте Национального Освобождения, что несомненно, будет мне только на руку. Поэтому «паспорт» выданный местными партизанами, я постараюсь прибрать по глубже. Подхватив сумку с бумагами и коробку с недопитым соком, переместился в кабину, где было гораздо удобнее разбираться с бумагами находящимися в сумке.

Содержимое сумки меня ужаснуло. Видя все, что там находилось, создавалось впечатление, что все это можно представить как вещественные

доказательства преступлений нынешнего режима. Здесь находилось множество папок, пакетов, и просто документов, лежащих россыпью принадлежащих мужчинам, женщинам, детям. При этом на многих папках, а то и в самих паспортах, стоял штампик с надписью «Приговор, приведен в исполнение», и пустой строчке стояла дата и время. В чем именно заключалось исполнение приговоа, было понятно с первого взгляда. В некоторых папках даже имелся вкладыш с коротким напечатанным на пишущей машинке текстом, с указанием номера статьи уголовного права, или же просто номером постановления от какого-то числа, с коротким выводом в конце: «Приговаривается к расстрелу».

Я встал, перед неразрешимой дилеммой. Вещи подобные содержимому этой сумки, нельзя было бросать на произвол судьбы. И в тоже время, я понимал, что попытайся я доставить эту сумку по назначению, и любой встретивший меня гвардеец, тут же добавит к этим документам и мои. И что в таком случае было делать, я совсем не понимал. Был бы я хотя бы, поближе к границе, я бы попытался утащить эту сумку за кордон, а оттуда, как-то связаться с повстанцами, или с кем-то еще. В конце концов, даже в том же Сальвадоре или Гондурасе, наверняка есть представительство СССР, которым можно было бы попытаться вручить это. Но находясь здесь, в районах лояльных правительству Самосы, значило только дергать судьбу за хвост.

Перебирая варианты, я продолжал разглядывать попадающиеся мне под руки документы и вдруг заметил в довольно большой папке для бумаг свою фотографию. Папка при этом, оказалась довольно плотно набита листами с напечатанным на нем текстом, какими-то бумагами с записями от руки и все теми же документами, причем последние были, как минимум в двух экземплярах. Похоже было, что по одному делу, была осуждена группа из двух человек. Но при чем тут была моя фотография, было не ясно, и я решил разобраться в этом.

Один из паспортов принадлежал некоему Альфонсо Альварис-Перейра. Такие фамилии встречаются среди испанцев довольно часто. Это как двойная фамилия у русских. Но если у нас такое происходит при бракосочетании, то у испанцев при рождении ребенка. Просто в метрики вписывают две фамилии первая — фамилия отца, вторая — матери. Если у этого человека рождается ребенок, то ему отходит только первая фамилия, а фамилия матери не учитывается, хотя бывают и исключения. Другими словами этот Альфонсо тоже был из клана Альварис. Но так как он меня ни разу не видел, потому ему была вручена моя фотография. Именно это и пришло в голову в первую очередь.

Но стоило мне открыть второй паспорт, как я чуть не очумел. С фотографии на меня смотрел мой двойник. При этом паспорт был выписан на имя Серхио Антонио Бандерас. Я, разглядывая его, был просто в шоке. Мало того, что с фотографии на меня смотрела моя точная копия, так еще и дословный перевод этого имени, полностью повторял имя, которое я носил в прошлой жизни — Сергей Антонович Знаменский. Об этом меня когда-то просветили, еще в школе. Кто-то из одноклассников видимо решил проявить свою эрудицию, и нашел, как звучит мое имя по-испански. Разумеется второе имя вовсе не означало отчество, а было просто святочным именем, но тем не менее подобное совпадение шокировало. Некоторые сомнения все же имелись. Фотографии в обоих документах были черно-белые, и потому трудно было утверждать, что настоящий Серхио Антонио Бандерас был действительно моей копией. Но с другой стороны, это не сможет доказать и никто другой. К тому же судя по отметке, и паспорт и права, и самое интересное лицензия на управление самолетами малой авиации, с вложенной справкой, о том, что владелец этих документов достаточно долго занимался парашютным спортом, были выданы очень далеко отсюда. В городе, Сан Антонио де Капайякуар, находящегося в Венесуэле. В ту сторону я точно двигаться не собирался, а встретить в любом другом месте, человека знавшего настоящего Серхио, шанс ничтожно мал. Как оказалось много позже я очень ошибался думая так, но в принципе больших проблем мне это не добавило.

Не меньшее удивление вызвали и остальные документы, лежащие в папке. Судя по протоколам допросов, объяснительным запискам, написанным от руки, квитанциям из почтового отделения и другим документам, вырисовывалась следующая ситуация. Моего двойника Серхио Антонио Бандерас заметили еще на территории Коста-Рики, что он там делал в общем то было совсем неважно, но вскоре он перешел границу Никарагуа, и учитывая, что там не успели ничего предпринять, послали за ним погоню. Именно потому поручили это дело одному из Альварес, конкретно Альфонсо Альварис-Перейра. Видимо он не слишком хорошо представлял, кого именно он должен отправить к праотцам, и потому его снабдили фотографией.