Путь домой
Шрифт:
Глава 4
4.
Мотороллер получился не сказать, чтобы хорош собой, но зато его перестали замечать. Если раньше, стоило мне только появиться где-то вблизи людей, все сразу же поворачивались в мою сторону, и порой долго провожали взглядом. Зато сейчас, если кто-то и отвлекался на мгновение, из-за тарахтения мотора, и бросал на меня взгляд, то сразу же отворачивался, не находя во мне ничего примечательного. С другой стороны, похожие мотороллеры, здесь были обыденным явлением. Многие из них бегали, или скорее передвигались с боковыми прицепами, правда чаще всего, вместо стандартной коляски, на них находились сбитые их тонких досок, или кровельного железа, более вместительные короба, чаще
На этот раз, я даже не пытался вернуться на трассу, по которой ехал до сих пор, а передвигался по второстепенным дорогам, вдоль побережья залива. Изредка останавливался, интересовался по поводу найма на работу, но чаще всего слышал либо отказ, либо предложения на сбор урожая. При этом предлагались такие расценки, что смысла наниматься на такую работу просто не было. Ну что такое сотня Коста-Риканских Колонов в день? Один доллар, если перевести на твердую валюту. И за этот доллар я должен вкалывать с раннего утра до позднего вечера, причем, я сразу же уточнил этот момент, на сборе урожая не принято кормить работников. То есть если возьмешь что-то с собой, то перекусишь, нет, получишь расчёт и хоть обожрись. В принципе, они в чем-то правы. Если учесть цены в местных харчевнях, то на сотку вполне можно целый день питаться от пуза. С другой стороны, может подобные расценки, мне предлагали только из принципа отвяжись, возможно, и такое, потому что за такие деньги, вряд ли кто захочет так горбатиться. Так не торопясь я проехал следующие пять сотен километров и остановился на границе с Никарагуа.
Что-то меня не очень тянуло на ту сторону, в голове мелькали какие-то не слишком приятные воспоминания, связанные с историей этой страны, но сколько бы я не силился что-то вспомнить, ничего не выходило. Попытка прояснить это у местных жителей Коста-Рики, натыкалась на глухую стену. Либо, никто не хотел со мною этим делиться, подозревая меня в чем-то нехорошем, либо люди просто не желали совать свой нос, в чужие проблемы. И похоже это именно второй случай, потому что сколько бы я не прислушивался к местным разговорам, где-то в харчевнях, барах, просто на завалинке у дома, чаще всего обсуждали будущий урожай, и сравнивали его с предыдущим. Иногда говорили об очередном повышении цен, на какие-то продукты или запчасти, но о том, что обсуждают то, что происходит в мире, или даже в соседнем городке, я не слышал.
Что интересно, хотя возле дороги и стояло здание с надписью «Control Migratorio Frontera Nicaragua-Costa Rica en rio Penas Blancas», что означало — «Миграционный контроль на границе Никарагуа и Коста-Рики в городе Пеньяс Бланкас». Само здание оказалось совершенно пустым, да и городок расположенный неподалеку казался если не вымершим, то скорее каким-то затаившемся и испуганно-настороженным.
Мне не очень хотелось посещать столицу страны Манагуа, но еще находясь в Панаме, слышал, что в Матагальпа, небольшом городке почти в центре страны, действуют несколько предприятий, мебельная фабрика несколько заводов по переработке сельскохозяйственной продукции. И якобы оттуда экспортируют прекрасные сигары, пусть не кубинского качества, но похожие на них. Мне показалось, что там я вполне смогу, как-то устроиться на работу, а уж после решу, как быть дальше.
Триста километров, для меня не являлись большим расстоянием, да и за последнее время, я как-то сроднился со своим мотороллером, поэтому, проложив маршрут так, что находился подальше от федеральных трас и больших городов, а Манагуа вообще объехать десятой дорогой, я спустя каких-то пять с небольшим часов въехал в город, и тут же был остановлен на въездном посту вооруженными людьми. И едва увидел развевающийся над блокпостом красно-черный флаг с начертанными на нем большими буквами FSLN
Тут же подошедший ко мне суровый мужичок с до боли знакомым советским карабином Симонова, произнес.
— Ты, прибыл в правильное место парень! Ведь ты же приехал сюда, чтобы поучаствовать в народной борьбе за освобождение нашей многострадальной Родины, от диктатуры этого американского наймита — диктатора Анастасио Самосы Дебайле?
В его словах мне послышались очень знакомые нотки, не раз слышанные из уст советских ораторов, произносимые с трибун съездов Коммунистической Партии Советского Союза, или же из уст советских комиссаров, во время Великой войны. Мне просто ничего не оставалось делать, как согласиться. В противном случае, я даже боюсь представить, что бы произошло. Может меня бы и не прибили, как врага народа, но точно бы раздели до нитки. Впрочем, так тут и поступили.
С этого момента, моя жизнь круто изменилась. Как, оказалось, здесь находится только что созданная тренировочная база Фронта Национального Освобождения Никарагуа. О том, что я свой, ни у кого не возникало и тени сомнения. На лицо я вполне подхожу за своего. Мою расу — самбо, определили ходу. Мотороллер? Зачем рядовому бойцу нужна такая техника. Конечно же я «добровольно» передал ее на нужды Фронта Национального Освобождения, и с тех пор часто видел, как курьер мотается на нем по городу, то что-то отвозя в одну сторону, то возвращаясь с горячительными напитками обратно. Но я прекрасно «понимал», что наши командиры денно и нощно стараются привить нам некоторые военные навыки, и спиртное помогает им, как-то сохранить свои нервы. Ну да, пьяному ведь море по колено.
Меня переодели в некоторое подобие формы состоящей из брюк и гимнастерки цвета хаки, и ботинок с высокими голенищами. В качестве головного убора выдали панаму, чем-то похожую на те, что когда-то выпускала советская фабрика имени Ахунбабаева в Ташкенте, и в которых ходили, советские солдаты в южных республиках. Вся, гражданская одежда, находящаяся в моем рюкзаке исчезла в непонятном направлении. Правда, рюкзак мне все же оставили, видимо решив на мне сэкономить. Да и мой собственный мало чем отличался от тех, что выдавали всем остальным. На брезент, который находился в моем рюкзаке не обратили внимания. Просто приказали свернуть его в тугой валик, и подвязать снаружи рюкзака, как у всех остальных. Я благоразумно исполнил приказ, не акцентируя на том, что это не просто брезентовое полотно, а настоящий спальный мешок с надувным матрацем. Доллары ушли моментально. Мне еще сделали выговор, попеняв на то, что настоящий гражданин Никарагуа не должен даже касаться руками этих грязных бумажек. Потому что именно они и повергли мою страну в пучину хаоса.
То, что в моих документах значилось, что я совсем недавно перешел границу, и не являюсь гражданином Никарагуа, никого совершенно не волновало. Более того, их просто никто даже не собирался разглядывать. Тот мужчина, просто спросил:
— Ты хочешь, отказаться от старого мира, и посвятить свою жизнь борьбе за народное дело.
Я, разумеется, согласился с его словами. И мне тут же было предложено, в знак солидарности с трудящимися всех стран совершить символическое сожжение. А мой испуганный взгляд, мужчина похлопал меня по плечу, и добавил:
— Ну, что ты, парень. Никто не заставляет тебя превращаться в факел. Тем более, что Народному Фронту нужны бойцы, а не обгорелые головешки. Просто у нас принято так доказывать свою приверженность к делу народного единства, публично сжигая документы, выданные властью кровавого диктатора Самосы.
Мужчина пристально всмотрелся в мое лицо, и пафосно произнес:
— Ты готов отдать свою жизнь за свободу своего народа?
— Да. — Ответил я, понимая, что деваться с этой подводной лодки, мне просто некуда. Но все же поспешил уточнить. — А как же мне тогда быть, без документов. Меня же не примут никуда на работу.