Путь домой
Шрифт:
– Что если я не остановлюсь? – Теперь его глаза засверкали адским пламенем, он защитит свою семью любой ценой.
– Нам придётся принять меры. Многие из твоих друзей погибнут.
«Как эта тварь смеет угрожать мне? Это же просто животное, созданное радиацией!». «Макс ты же знаешь, что это не так», – зазвучал голос Милы у него в голове. «Как она это сделала? Научилась? Давно ли?».
Пора было действовать, живым он им не дастся. Направив мысли на то, что он готов подчиниться воле существ, прекрасно осознавая, что их возможно читают, он схватил кирпич и запустил тому, что стояло с краю прямо в лоб. Существо завизжало от боли, закрывая неестественно большими руками лицо. Он быстро схватил Милу за руку и рванулся в сторону болота, проскочив
Она остановилась как вкопанная, и он знал о чём она думает, для этого не нужно было уметь читать мысли. Он схватил её за руку и потянул сильнее, чем прежде. Он злился. «Как она может думать о других сейчас? Она должна думать только о ребёнке! Сдурела!». Она вновь выдернула руку, намного настойчивее.
– Как ты можешь бежать? Они все погибнут из-за нас! – Глаза блестели от слёз, даже в кромешной тьме это было заметно.
– Хочешь или нет я спасу тебя и ребёнка! Совсем спятила? Пойдёшь махать мечом? И что дальше, а? – Потеряв над собой контроль, он орал ей это в лицо, брызжа слюной.
Она заметно поникла. Он понял, что теперь она плачет, но сделал вид что не замечает этого. «Нет времени, твари могут идти по пятам». В голове вновь зазвучала песнь болот, маня в свои затянутые ряской глубины. Он стиснул зубы, сосредоточился и гнал русалок из своей головы. «Какого хрена только я могу слышать их? Это дико бесит!». Мила поняла что происходит, вышла вперёд, взяла его за руку, и повела так быстро, как только могла. Песня в голове нарастала, громкость стала предельной, из ушей у него пошла кровь. Внезапно песню прервал голос Милы, эхом отражавшийся где-то в глубине его сознания. Она применяла свой новый дар, поддерживала, успокаивала, перебивала русалок, не давала затянуть песнь вновь. Тощие когтистые руки стали хватать воздух по обеим сторонам тропинки, они перешли на крайние меры. Одна рука скользнула ему по ноге и рассекла штаны вместе с кожей, кровь хлынула из раны, и дальше он двигался прихрамывая и затягивая путь до конца болот. Некоторые из русалок вылезали по пояс и шипели, но ближе подплыть не решались, увидев в руке Милы сверкающий в ночи меч. Видимо расставаться с жизнью, рискуя схватить их, русалкам не хочется. Наконец они пересекли болото, голоса и шипение стихли. Он заметно выдохнул. Остановившись, Мила наложила повязку ему на ногу. Молчание затянулось, он должен был что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни слова, так сильно происходящее ночи его потрясло и запутало.
– Я знаю, о чём ты думаешь Макс. Забыл? От меня нельзя скрыть абсолютно ничего. Хотя, я не смогла читать мысли русалок и тех существ, странно правда? – Её опечаленный голос был лишён красок.
– Наверное они устроены иначе вот и всё. – Он и сам поразился тому с какой лёгкостью говорил, потому как чувствовал себя совсем разбитым.
– Слушай, я знаю ты хочешь его, но мы не можем его оставить Макс. Я уже проходила через это, и дважды хоронить… – Фраза оборвалась, голос дрогнул, слёзы вновь покатились по её щекам, одна из слезинок прокатилась по шраму и скользнула под рубашку.
– Нет! – Закричал он так внезапно, что она дёрнулась от неожиданности – Слышишь, нет! Сейчас всё по другому! Слышала, что говорили те твари? Они хотели, чтобы ты рожала в селении, значит ребёнок выживет! Иначе зачем он им понадобился?
– Я об этом не подумала, – всхлипывала Мила.
Он обнял её крепко, крепко, зарылся лицом в волосы, и вдыхал её запах, который всегда его успокаивал. Затем он отстранился немного и погладил её плоский животик.
– Всё будет хорошо. Обещаю. Я люблю тебя милая. И тебя люблю мелкий, хоть ты наверное ещё и не слышишь меня. – Она улыбалась и светилась от счастья.
Следующие пару недель они брели по опасному лесу, прислушиваясь к каждому шороху. Останавливаясь на ночлег, дежурили у самодельной палатки по очереди. Странно, но новое положение Милы возбуждало в нем желание к действию, и теперь на дежурстве он не засыпал, хоть и дежурил большее количество времени, чтобы она и ребёночек могли отдыхать. Он не знал какими темпами должен расти живот у беременной женщины, да и вообще знал об этом мало, как и любой другой мужчина, но живот рос слишком стремительно и уже заметно округлился. «Ребёнку ведь всего месяц. Что же тогда будет через девять?». Настроение Милы менялось слишком часто, при этом он остро ощущал любое его проявление или перемену благодаря их необычной связи, и порой сам себя чувствовал беременным и истеричным. В такие моменты было тяжелее всего сдерживать эмоции. Она это знала и тоже старалась. Странно было и то, что за две недели в лесу они не встретили ни одной твари, ни трескунов, ни тех рогатых, прикончивших его брата, ни даже уродливых крыс и жуков. При этом, вдалеке от них были слышны звуки природы и животного мира, но к ним никто не смел приблизиться. Потому он с легкостью оставлял Милу одну и шёл на охоту, находя кого-нибудь посъедобнее за добрых пару километров от её местонахождения. Да и на него никто не нападал, даже те трескуны, что загнали их в магазин, убегали лишь завидев его. «Что-то явно не так. Как там говорила главная тварь? Везде найдут их? Может это они охраняют их от опасностей? Если так, то зачем?». Он догадывался зачем, и считал, что после того как Мила родит всё и начнётся, нужно было как следует подготовиться.
Наконец-то они выбрели на дорогу, и теперь неспешно шли по открытой местности, огибая заброшенные людьми машины, подбирая по пути нужные предметы. К наступлению ночи они добрались до города. Картина упадничества открылась их взору. Если бы он захотел изобразить на холсте апокалипсис, то несомненно нарисовал бы именно этот город. Здания были разрушены не все, некоторые каким-то неведомым образом всё же смогли уцелеть.
– Посмотри родной! Конфетная фабрика! Зайдём внутрь? Ну, пожалуйста! – Озорно и как-то по детски заверещала Мила.
– Стой здесь. Я проверю. – Она закатила глаза.
Ну конечно она может защититься сама, но перенапрягаться он ей не позволит. Швед зашёл внутрь, среди разрухи было полно коробок с конфетами и плитками шоколада, погрызенными вредителями. В здании было пусто, он заглянул в кладовку и обнаружил нетронутую коробку полную шоколадных плиток. «Вот это удача!». «Что ты нашёл?». Ну конечно она почувствовала его восторг. «Такой женщине разве можно сделать сюрприз?». В этот момент сзади щелкнуло предохранителем, и он замер на месте, не выпуская свою находку из рук.
– Медленно развернись дружок! Давай, давай! Или пулю захотел? – Голос был грубый, мужской, хриплый.
Куда ему тягаться со стволом, со своим то ножом? Он медленно развернулся лицом к говорящему. Квадратная голова, широкие плечи, руки как бочки, один глаз меньше другого, эдакий озорной прищур. Мужик направлял на него пистолет видавший виды. «Такие может даже порохом заряжают».
– Снимай верх и покажи тело! Живей!
– Ты что педик? Не буду я перед тобой оголяться! Лучше пристрели! – Кто-то за его спиной гулко заржал.
– Эй, Кондрат! Да опусти ты пистолет! Парень же видно, что шутит, зомби так не умеют! – Швед обернулся и увидел ещё одного мужчину: низкого роста, коренастого, посреди широкого лица как два уголька сверкали чёрные глазки, их опоясывали морщинки, кривые зубы делали улыбку своего рода деревенской.
Он слегка переместил взгляд и заметил за стендом, застывшую с мечом наизготовку Милу, и прочитал на её лице явное раздражение, означавшее, что его женщина только что неслабо понервничала. Он нахмурился.