Путь Дзэн
Шрифт:
всегда назывался “путем мгновенного пробуждения”. Это значит не только то, что
сатори приходит мгновенно и внезапно, совершенно неожиданно,— скорость как
таковая здесь не имеет значения. Дело в том, что Дзэн представляет собой
освобождение от времени. Ведь стоит нам протереть глаза и хорошенько
всмотреться, как мы убедимся в том, что никакого иного времени, чем данное
мгновение, не существует, а прошлое и будущее — это абстракции, лишенные
конкретной
Пока это не стало ясным, кажется, что жизнь состоит только из прошлого и
будущего, а настоя 289
щее — всего лишь бесконечно тонкий волосок, отделяющий одно от другого. Отсюда
возникает “нехватка времени”, чувство, что жизнь летит мимо и исчезает прежде, чем мы успели ею насладиться. Но благодаря “пробуждению к мгновению” человек
обнаруживает, что все обстоит как раз наоборот: прошлое и будущее скорее и
есть мчащиеся иллюзии, а настоящее — вечная реальность. Становится ясно, что
линейная последовательность времени есть конвенция нашего одностороннего
вербального мышления, человеческого ума, который осваивает мир, захватывая его
по частям, кусочками, и давая этим кусочкам название вещей и событий. Но
каждый такой захват, производимый умом, исключает весь остальной мир, так что
ум может составить приблизительную картину целого только путем
последовательности таких захватов, следующих друг за другом. Поверхностность
этого типа сознания ясно проявляется уже в том, что оно не может управлять и
не управляет человеческим организмом. Ибо если бы пришлось контролировать
биение сердца, дыхание, деятельность нервов, желез, мышц и органов восприятия, оно бы металось как бешеное, по всему телу, хватаясь то за одно, то за другое, и уж никак не успело бы делать что-нибудь еще. К счастью, это сознание не
руководит телом; организм регулируется вневременным “изначальным сознанием”, которое взаимодействует с жизнью в ее целостности и поэтому может “делать
множество вещей” одновременно.
Однако неверно было бы думать, будто поверхностное сознание — это одно, а
“изначальный ум” — нечто иное. На самом деле первое есть особая разновидность
деятельности второго. Поэтому поверхностное сознание может пробудиться к веч 290
ному “сейчас”, если прекратит хватать. Но добиться этого путем концентрации на
настоящем — невозможно: это новое усилие, новый захват приведут лишь к тому, что настоящее станет казаться еще более текучим и неуловимым, еще менее
поддающимся фокусировке. Проникновение в “вечное сейчас” приходит тем же
путем, что ясность слуха и зрения, и подлинная свобода дыхания. Ясное зрение
не имеет ничего общего с усилием
воспримут все подробности сами собой, ибо когда они открыты, человек вряд ли
может помешать падать на них свету. И чтобы осознать вечное настоящее — достаточно понять, что ничего иного осознать нельзя, что в конкретной
реальности нет ни прошлого, ни будущего. Делая усилия для того, чтобы
сконцентрироваться на данном мгновении, мы тем самым признаем, что существуют
и другие мгновения. Но их нет, и на самом деле человек чувствует себя в вечном
настоящем так же естественно, как глаза естественно реагируют на свет, и уши — на звук.
И это вечное настоящее и есть “вневременное”, неспешное течение Дао: Тот поток, что, двигаясь, кажется, спит.
Слишком, полон для звука или пены.
Как говорил Нань-чжуан, пытаться слиться с ним — значит отклониться от него, хотя, в сущности, и отклониться от него невозможно, и отклоняться некому. Так
что и здесь уйти от вечного настоящего, пытаясь проникнуть в него, тоже нельзя
— и уже сам этот факт показывает, что вне этого настоящего нет отдельного “я”, которое следит за ним и знает его. Вот почему Хуэй-ко и
291
не мог обнаружить своего ума, когда Бодхидхарма попросил показать ему его.
Каким бы загадочным все это ни казалось, какие бы философские вопросы ни
вызывало,— одного ясного взгляда достаточно для того, что бы убедиться, что
это правда. Существует только это сейчас. Оно ниоткуда не приходит. Оно никуда
не уходит. Оно не постоянно, но и не временно. Хотя и в движении оно всегда
неподвижно. Когда мы пытаемся поймать его, кажется, что оно убегает, и все же
оно всегда тут, и от него нельзя убежать. А когда мы оборачиваемся, чтобы
схватить то “я”, которое осознает этот миг,— оказывается, что оно исчезло, подобно прошлому. Поэтому Шестой Патриарх и говорил в Тань Дзин: В это мгновение нет ничего, что должно возникнуть. В это мгновение нет ничего, что прекращает быть. Поэтому в нем нет рождения-и-смерти, которым следует
положить конец… Откуда следует, что абсолютный покой (нирваны) есть
настоящее мгновение. И хотя он в этом мгновении — ему нет конца и в нем — вечная радость.
Однако, если уж приходится называть это мгновение, мы зовем его “настоящее” — по отношению к прошлому и будущему или к кому-то, для кого оно — настоящее. Но
если нет ни прошлого, ни будущего, ни того, для кого этот миг — настоящее, тогда что же это? Когда Фа-чжан умирал, белка заверещала на крыше. “Вот оно,— сказал он,— и ничего больше”.