Путь хирурга. Полвека в СССР
Шрифт:
— Желаю вам успеха. И еще желаю, чтобы вам никогда не пришлось испытать горечь изгнания и отрицания ваших заслуг.
Самый важный пациент
В Боткинской больнице однажды лечился сам Владимир Ильич Ленин, когда уже был главой государства — 20 апреля 1922 года ему удаляли пулю из левого плеча, после покушения на него. С тех пор палата, в которой он лежал, при входе в хирургический корпус № 2, на втором этаже, стала маленьким мемориальным музеем. В ней стояла старая железная кровать-койка, застеленная серым одеялом, по стенам висели портреты Ленина и фотокопии некоторых документов, отражавшие тот исторический для больницы день, в углу высился темно-бронзовый бюст вождя на высокой подставке, а при входе висела мемориальная доска.
Каждый
Коммунисты на собрании умилялись любви Ленина к советской медицине и под конец выставляли вперед старейшую сестру Анну Тихоновну, которая ухаживала за Лениным в день операции. Он распорядился после этого дать ей с ее усыновленным мальчиком отдых в специальном правительственном санатории. Анна Тихоновна стала знаменитой персоной, ее наградили орденом Ленина и держали на работе долгие года, несмотря на возрастной склероз. В мое время она уже не работала. Ее привозили на машине, ставили для нее стул возле палаты, и она рассказывала, какой был Ленин. И плакала от восторга умиления. Долгие годы она прибавляла к своему рассказу массу выдуманных деталей о необыкновенных человеческих качествах Ленина, о том, как он страдал от ран, но все равно говорил всем ласковые слова и, презирая свою боль, заботился о других. Она создала образ Ленина, приближавшийся к чудодейственным поступкам Христа. Когда она доводила себя до истерических слез, ей давали сердечные капли и уводили под руки, чтобы сохранить для выступления в следующем году.
История ранения Ленина была хорошо известна. 30 августа 1918 года еврейка Фани Каплан, член социал-демократической партии, стреляла в Ленина после его выступления перед рабочими на заводе Михельсона. Она поджидала свою жертву возле его машины и сделала несколько выстрелов из пистолета почти в упор. В Ленина попали две пули, но так для него счастливо, что они прошли в стороне от сердца и легких и застряли в мышцах правого и левого плечевых суставов, не задев костей, сосудов и нервов. Кровопотеря была небольшая, его отвезли на квартиру в Кремль, он страдал от болей, но стал быстро поправляться. Думаю, что в более поздние времена его сразу бы отвезли в больницу и вынули бы пули, но тогда все растерялись. Судьба террористки Каплан оставалась неизвестной: с момента ареста сразу после покушения ее никто не видел, хотя был пущен слух, что Ленин ее помиловал.
Детали истории лечения Ленина долго были скрыты. А оно имело политический фон.
Я заинтересовался этим, когда работал в Боткинской, и мне удалось их узнать.
Лечащими врачами Ленина были три опытных доктора: постоянный его врач профессор Борис Вейсброд, еврей; доктор Владимир Обух, русский; и доктор Владимир Минц, еврей. Все — не члены партии большевиков. После ранения Ленин часто жаловался на обострение хронических головных болей. В марте 1922 года для консультации был приглашены два известных немецких профессора: терапевт Феликс Клемперер, из Берлина, и невропатолог Отфрид Р. Фостер, из Бреслау. С русской стороны на консультации были хирург профессор Владимир Розанов, не член партии, и доктор Марецкая (большевик). Руководил консультацией первый министр (тогда — народный комиссар) здравоохранения Николай Семашко.
При всех громких именах, консультация главы государства проходила на довольно низком уровне развития медицины того времени. В арсенале средств врачей не было тонких исследований — не существовало тогда ни изображений магнитного резонанса, ни биохимических, ни иммунологических исследований. Если бы они были, то показали бы разрушение мозговой ткани от давно имевшегося у Ленина сифилиса. Сифилис мог быть приобретенным или унаследованным. В России в XIX веке это
Эта история была подробно описана в воспоминаниях Розанова в конце 1920-х годов, но они издавались небольшим тиражом лишь один раз и сразу стали библиографической редкостью. В советской прессе операцию Ленину подробно не описывали; упоминали, что он ее перенес, но никогда не писали, что его оперировал немецкими инструментами немецкий хирург.
Скорее всего профессиональная подготовка Розанова и других русских врачей была не хуже, чем у немца, но правительство не доверяло политической благонадежности интеллигентов. К тому времени, по указанию Троцкого, более тридцати русских врачей были приговорены к смерти как враги республики. Их бы и расстреляли, но тогда существовал закон, что если какое-нибудь иностранное государство примет приговоренного к смерти, то смерть может быть заменена высылкой в ту страну. Тех докторов приняла Германия, и они уехали.
Медицина в Германии была на более высоком уровне. Ленин сам это знал, потому что с 1905 до 1917 года — целых двенадцать лет — прожил в Европе и стал за это время больше европейцем, чем русским. Он сам хотел немецкого хирурга. Да ведь Ленин и не был полностью русским по рождению: его отец, Илья Ульянов, был калмык, а мать, Мария Бланк, была наполовину еврейка, внучка Алскса Бланка. Из такого необычного смешения кровей и получился русский Ленин.
Хотя лечили Ленина немецкие доктора, но когда он умер 21 января 1924 года, то вскрытие его тела производил русский патологоанатом Алексей Абрикосов — иностранцам не надо было знать, от чего умер Ленин. В Центральном музее Ленина в Москве долгое время висел текст протокола вскрытия, потом его убрали со стены. В нем описывались большие разрушения мозгового вещества, похожие на старый сифилитический процесс.
Возникла идея забальзамировать тело на несколько дней, чтобы продолжить ритуал прощания на пять дней вместо христианских трех. Для этого вызвали из Харькова профессора Владимира Воробьева, он поддерживал состояние бальзамированного тела великого русского хирурга Николая Пирогова, умершего еще в 1881 году. Воробьев был дворянин и алкоголик, у него были трения с новой властью — его уже арестовывали. У него созрела идея забальзамировать тело Ленина навечно, чтобы он мог его поддерживать. Это гарантировало бы ему безопасность. Воробьев один был не в состоянии справиться с таким бальзамированием — нужны были особые знания. Он обратился к профессору биохимии Борису Збарскому, еврею. Збарский сначала испугался:
— Вы с ума сошли! Вы себе представляете, насколько опасно иметь с ними дело? Знаете, что с нами будет, если мы не сумеем его сохранить?
Однако Воробьев сумел уговорить его и предложил свой план Цурюпе, Калинину, Рыкову и Троцкому. Архитектор Щусев построил на Красной площади Мавзолей по образцу первой египетской «Пирамиды ступеней» архитектора Имхотепа пять тысяч лет назад. По идее Имхотепа фараон Зостер, забальзамированный в виде мумии, мог, продолжая жить после смерти, подниматься по ступеням пирамиды в небо (у египтян еще не было понятия рая). Куда и как было подниматься неверующему Ленину — неизвестно.