Путь истинной любви
Шрифт:
свечи по одной на каждый год жизни на торте, отбрасывают тени каждого из
присутствующих на белые стены. Розовые очки Пенелопы отражают желто-оранжевое
пламя.
Она краснеет под звуки нашей поздравительной песни, затыкая пальцами уши и
притворяясь, что ничего не слышит.
– Ла, ла, ла, ла, – припевает она с улыбкой, за которую я должен получить не менее двух
пакетов M&Ms
Вместо того, что бы смотреть на именинницу, я делаю ошибку и поворачиваюсь
Герберта, который стоит прямо за Соней, и показывает одними губами слово «Киска».
– Отсоси мой… – я шевелю губами в ответ, когда тренер Файнел делает шаг в мою
сторону, тем самым затыкая меня. Я захлопываю рот и утопаю в деревянном стуле.
Наши родные и любимые заканчивают горланить песенку и Кайл добавляет: «И многое
другое на четвертом канале». Ловлю взгляд «праздничного Нациста», который направляет
свои указательный и средний пальцы руки сначала себе в глаза, а затем указывает ими на
меня.
– Я наблюдаю за тобой, – показывает он одними губами.
Мои глаза расширяются, и я ближе подхожу к девочке, которая всего лишь на пять часов
старше меня.
– Загадай желание, – говорит мать Пенелопе. Она облизывает шоколад с лопатки, которой
вынимала торт из формы.
Небольшой кусочек прилип к уголку ее рта.
– Твое желание может исполниться, – говорю я, легонько подтягивая торт к Пенелопе.
Она трясет головой и растягивает рот в улыбке от уха до уха.
– Я загадаю желание в следующем году.
Пока небольшие свечи в бело-голубую полоску окончательно не растаяли, я глубоко
вздыхаю и загадываю.
Я мечтаю, что бы Пен никогда не носила своих солнцезащитных очков рядом со мной.
Свечи не могут устоять под напором моего желания. Когда гаснут все тринадцать свечей,
мы остаемся в темноте, начинает потягивать дымом и мистер Файнел говорит.
– Не могу поверить, что ты загадал это желание, парень.
Сентябрь и октябрь, слава Богу, плавно перешли в ноябрь, и в свои владения радостно
вступил декабрь. Один год перепрыгнул в другой и наступил январь, который полностью
оправдывает название этого города – Кастл Рэйн. Такое ощущение, что ливень не
закончится никогда. Штат Вашингтон накрыт толстым слоем серых облаков. На улицах
города потоп, и океан затопил пляж.
Ни у кого нет шансов против непрерывного дождя. Моя обувь и носки постоянно мокрые.
Волосы никогда не высыхают до конца. Пальцы сморщенные и покрасневшие. Вода
хлещет с крыш и иногда просачивается через щели в окнах. Отец установил емкости на
холодильнике и в коридорах, чтобы собрать
в доме, но новые возникает практически мгновенно.
– Сможешь добраться до школы самостоятельно, Ди? – Риса заходит в мою комнату без
стука.
Я отворачиваюсь от глухо зашторенного окна Пенелопы и поворачиваюсь к сестре.
Дождь, насквозь пропитав ее волосы, спускается радужно-окрашенными струйками по ее
ногам. Мокрая одежда прилипает к ее худому телу, а черная тушь размазана по глазам.
– Что с тобой случилось? – смеюсь я, натягивая свою бинни (прим. пер. – плотная, легкая
шапочка) на голову.
– Мой "Жук" не заводится. Я пыталась починить, но думаю бесполезно, – она пожимает
плечами и выжимает волосы на мой ковер.
– Все еще льет?
Она качает головой.
– Нет, но там мокрее, чем в трусах у проститутки.
Я кидаю сестре полотенце с пола и беру свой рюкзак, и оставляю ее стоять у двери моей
ванны. Она пахнет мокрой травой и куревом, и, приглядевшись поближе, замечаю
красные глаза и кривую улыбку на лице сестры.
– Я поеду на велике, – произношу я.
Риса под воздействием, вяло поднимает два пальца и произносит:
– Мир.
Затопленная трава хлюпает под ботинками, когда я иду через свою лужайку к дому
Пенелопы. Каждый мой выдох белеет в прохладном воздухе и пульс учащается, когда я
подхожу на крыльцо передней двери.
Спустя неделю нашего тринадцатилетия, стул Пен рядом со мной пустует. И я потерялся в
счете дней, сколько ее нет.
Погода не позволяет нам ездить в школу на велосипедах и роликах вместе, поэтому я не
знаю, появится ли Пен на утренней линейке. И вот, опять ее нет рядом.
В предыдущие дни, когда дождь делает достаточно долгий перерыв, чтобы я смог
пересечь лужайку и дойти до крыльца Файнелов, я выслушиваю извинение за извинением.
– Она простудилась, – врет Соня.
– Пен назначено к доктору сегодня, милый.
– Моя малышка сегодня останется дома, но не принесешь ли ты ей домашнее задание? –
говорит она с вымученной улыбкой.
Сегодня, я скрещиваю пальцы за спиной и стучу в дверь.
Миссис Файнел открывает дверь в трениках и огромной толстовке мокрой от пота. На
лице отсутствует поддельная улыбка, которой она обычно приветствует меня и под
глазами такие темные мешки, что сойдут за синяки.
Соня тяжело вздыхает и опускает плечи, прежде чем, отходя, пустить меня в дом.
– Может ты, сможешь заставить ее подняться с постели, Диллон, – говорит она