Путь из ада
Шрифт:
Будь проклят Альянс! Будь проклят культ Превосходства Человеческой Расы.
Будь они все прокляты и днесь, и присно, и вовеки!
Проклятия срывались с его языка, как молитва, вперемежку с ее рыданиями и эхом отдавались в каменном коридоре внутри Лика Бога. Он прижимал Ли к себе, слившись с ней в единое целое. Дэйвис поднял в ладонях ее лицо и поцеловал ее нос. Он был крошечным и теплым в его губах. Он целовал ее щеки, шейку, губы... И она с жаром отвечала на его поцелуи. Он ощутил, как ее язык проник к нему в рот и коснулся его языка.
Здесь, в коридорах Лика Бога, ведомо было, что такое любовь...
Ему говорили, что Димос — это планета, где нет никаких опасностей. Однако едва он высадился на космодроме, как встретил
Глава 3
Дни проходили так же быстро, как с деревьев опадала листва. Один сменял другой с такой скоростью, что казалось, будто осень поспешно отступает под натиском зимы, и в воздухе уже ощущался холодок приближающегося первого снега. Обычно они не замечали холода, так как согревались теплом плотно прижатых тел и жаром сердец, питаемых близостью, возникшей между ними. Иногда, когда сумрак поселялся в порталах поселка и ей необходимо было вернуться на территорию Заповедника, оставшись один, он начинал размышлять над безнадежностью создавшейся ситуации, и вот тогда холодок пробирался под его кожу и как паук полз по всему телу. Только на пятую неделю их занятий любовью время, которого они не замечали, внезапно замедлило свой бег и заставило его задуматься о будущем с позиций здравого смысла.
— Когда ты должен уехать? — спросила Ли, положив голову ему на грудь, и он ощутил на своей коже трепет ее губ, пока она произносила эти слова.
— Мои заметки уже достаточно полные.
— Значит, скоро?
— Я не могу больше тянуть время. Попаду под подозрения.
— Что же мы сможем сделать? Он сделал глубокий вдох, наполняя воздухом легкие, стараясь очистить голову, чтобы вернуть ясность мыслей.
— Полагаю, есть две возможности. Первая — могу оспорить правомерность законов, запрещающих смешанные браки, через суд. Это будет стоить почти всех денег, что у меня есть. И все же остается опасность проиграть тяжбу — причем весьма большая — и в результате оказаться в тюрьме. Вторая — это контрабандой вывезти тебя с Димоса в какой-нибудь другой мир — на самых задворках Вселенной — и купить там место в самой глуши, где не придется опасаться соседей. И там уже жить втайне ото всех. Этот вариант влечет за собой немало опасностей, связанных с тем, чтобы вывезти тебя отсюда так, чтобы таможенники ничего не заметили...
— Первый способ не столь криминален. Может, они примут это во внимание?
Он ничего не ответил, внезапно почувствовав, что его охватывает паника, угрожая лишить возможности контролировать себя. Хорошо было строить теории о том, что они могут сделать, перебирать в мыслях всевозможные варианты, но вот обсуждать их так, чтобы прийти к окончательному решению, — это было выше его сил. Он зажег сигарету, жадно вдохнул наркотический дымок, надеясь с его помощью быстрее, чем обычно, расслабиться. Затем попытался заговорить, обсудить проблему, но слова не шли с языка. Когда же девушка спросила его, в чем дело, он понял, что не может даже взглянуть ей в глаза. Холод, страх, намеренное безразличие просочились в его мозг и боролись, чтобы взять бразды правления в свои руки над его действиями и поступками.
Потом они долго лежали вместе, ничего не говоря, прислушиваясь к шорохам зверьков снаружи, на деревьях, и к далекому меланхолическому крику зимовестника — птицы с пушистым белым оперением, обычной в холодные месяцы в этой части континента.
— Ты женат? — наконец спросила она. Неожиданно для себя он ответил “да” — и отзвуки его ответа зависли в воздухе как пары горячего свинца. Это был единственный путь к отступлению, возможность избежать потери всего, что он приобрел за предыдущую жизнь, не говоря уже об угрозе смерти. На самом деле он не был женат. Но раз он смог солгать, заявив, что несвободен, если смог с такой легкостью одним словом отмести все, что между ними было, то разве это не доказывает, что он ошибается, думая, что это любовь? Да, похоже что так. Он все это время следовал опасной стезе, в конце которой его ожидала неминуемая катастрофа, охваченный вожделением и ошибочно принимая похоть за любовь. Если бы он испытывал к ней подлинную любовь, то не мешкая ни секунды пошел бы на любой риск, лишь бы не потерять ее. Он был бы не в состоянии тогда солгать так беззастенчиво и с такой легкостью. Надо же, чуть не поставил на карту все ради какого-то увлечения — вожделения, смешанного с любопытством, и это почти привело к непоправимой глупости.
Какое-то время они молчали.
— Это, пожалуй, к лучшему, — проговорила Ли наконец. Она смешалась, затем покраснела впервые за все время, что он знал ее. — Потому что и я — тоже.
— Ты замужем? — натянуто осведомился он.
— Ты что, против?
— Ну...
— Если против... — Не досказав фразы, она начала собираться.
— Нет, вовсе нет. Но.., не уходи! Вновь молчание. Время шло. Мрачное будущее маячило на горизонте настоящего, и только прошлому можно было доверять, да и то с оглядкой.
— Он.., крылатый мужчина?
— Один из наших.., разумеется, да.
— Тогда почему?..
— Что?
— Зачем было бросать его, чтобы любить меня. У меня же несовместимость с... — Он был в такой ярости, что слова застревали в горле и на губах, не находя себе выхода. Он чувствовал, что она сделала из него дурака. Естественно, любить мужчину, свободного как птица, радостно летать с ним крылом к крылу — намного лучше и приятнее, чем нежить такого неуклюжего мужлана, навечно прикованного к земле, как он. Его, Дэйвиса, даже самые нежные ласки должны были казаться ей грубыми и нелепыми.
— Он не импотент, — пояснила она, — но стерильный, как и я. Ты же — нет.
А мне хотелось полноценного мужчину, пусть даже я и не могу рожать детей.
— Тогда дело было не во мне.., просто тебе нужны были мои соки?
Она отодвинулась, затем встала.
— Мне лучше сейчас удалиться, — произнесла она мелодичным, как у эльфа, голосом, затем облачилась в свою более тяжелую зимнюю тогу и поспешно направилась к порталу.
Он услышал шелест ее крыльев.
Протей тут же насторожился при новых звуках и начал выискивать неприятеля.
Дэйвис перевернулся лицом вниз; его обуревали гнев, чувство утраты — но, наряду с этим, он испытывал и облегчение.
Настал следующий день, и она не появилась, как появлялась чуть ли не каждый день — а их было много — в совсем недавнем прошлом. Он попытался было сделать вид, будто вносит поправки в свои заметки, но его мысли непрестанно возвращались к Ли, воскрешая в памяти ее улыбку и черты лица. Он пытался убедить себя, что это только плотское желание — тяга к ее телу, и его можно легко преодолеть, стоит только захотеть. Второй день без нее оказался еще хуже. Дэйвис плюнул на все попытки заняться писаниной и слонялся в лесах возле димосиан, словно патрулируя их, сунув руки в карманы и подставив голову холодному ветру рано наступившей зимы. Почему он сказал ей, что женат? И почему сначала почувствовал переполнившее душу облегчение, когда следил за тем, как она уходит, зная, что это навсегда? И почему, испытав тогда облегчение, он сейчас ощущает такое ноющее ощущение пустоты, как та консервная банка из-под фруктов, выброшенная ржаветь в кювет, в которой не осталось ничего, кроме кусочков мякоти, приставших к оцинкованному металлу? Было ли облегчение вызвано только осознанием того, что он больше не преступник, а боль, испытываемая им сейчас, — лишь следствие пережитых недавних страхов, или же подо всем этим, как он подозревал, таится другая, более глубокая причина?