Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Вообще судьба дальневосточных окраин была це­ликом отдана частной инициативе (Российско-Американской компании), почти бесконтрольно действовав­шей в тех краях. Внимание правительства было по­глощено европейской большой игрой, а по отношению к тихоокеанским прибрежьям вся деятельность его заключалась в посылке в Петропавловск раз в три-четыре года транспортного судна с артиллерийскими и кораблестроительными запасами.

Военную «мощь» России на Дальнем Востоке в первой половине XIX века представляли 100 чело­век «морских чинов» и две сотни казаков, – это на территории, во много раз большей, чем вся Европа, населенной далеко не мирными племенами и с протя­женностью границ более чем в 10 тысяч верст. Защи­та и освоение этих

территорий были фактически воз­ложены на тех же «частных лиц», которые их откры­вали и покоряли. Летом, когда Петропавловск пустел (промышленники разъезжались на промыслы), случа­лось, что иностранные китобои, бесчинствуя, разгоня­ли караул и разбирали на дрова постройки. Камчат­ский гарнизон состоял из 100 человек солдат-инвали­дов и штрафованных да из 100 казаков, которые являлись и рабочей силой, и строителями кораблей, и полицией – словом, были на все руки

Отсутствие удобных путей сообщения между тихо­океанскими владениями России и более населенными и развитыми в промышленном отношении частями страны было одною из причин медленного и односто­роннего развития этих районов.

О том, что Амур может послужить артерией, спо­собной питать живительными соками хиреющие окра­ины, догадывались уже давно. Еще в 1736 году некто Василий Казанцев, бывший капитан-поручик, нахо­дившийся в Сибири в ссылке и прикомандированный к экспедиции Беринга, подавал обстоятельную запис­ку, где излагал всю сложность и неудобство сообще­ний между Якутском и Охотском и обращал внима­ние правительства на необходимость использовать Амур для связи с Камчаткой и Охотским побережьем. К записке прилагались чертежи и карты.

Не получая долго ответа, Казанцев продолжал до­биваться внимания к поднятым им вопросам.

Прошло свыше десяти лет, когда из сената в адмиралтейств-коллегию поступил указ о том, что сенат рассмотрел предложения Казанцева и признал их «не­основательными и к делу не относящимися». Ему за­претили впредь подавать такие «доношения» и отпра­вили для пропитания в монастырь совместно с каким-то мичманом Челищевым, «находящимся в великом безумии и бешенстве»[15].

Так печально окончилась первая попытка обратить внимание правительства на значение Амура для России.

Однако в 1755–1756 годах русское правительство уже по собственной инициативе попыталось устано­вить, каково же истинное положение на Амуре и воз­можно ли там судоходство.

Здесь-то и начинается цепь небрежностей и оши­бок, вследствие которых воссоединение этого края с Россией задержалось еще на 100 лет.

Первую ошибку совершило русское правительство, поверив сообщению директора русских чайных кара­ванов Владыкину и свидетельству русской миссии в Пекине. Хитрые китайские чиновники уверили их, что по Амуру живет много китайского населения, а в устьях его постоянно содержится флотилия с четырех­тысячным экипажем. В доказательство они показы­вали карту. Все это было ловкой выдумкой, но рус­ское правительство, не произведя должного рассле­дования, слепо поверило сообщению и с тех пор про­являло величайшую осторожность в отношении Аму­ра, чтобы не задеть Китай. На самом же деле ни­зовья Амура многие века находились в состоянии первобытной дикости и не играли никакой роли ни в экономике, ни в политической жизни Китая

Еще более курьезными были заблуждения геогра­фического порядка. В конце XVIII века Тихий океан становится ареной борьбы европейских государств за колонии. Англичане, французы, голландцы, порту­гальцы, испанцы соперничают друг с другом в этой малоисследованной части земного шара. Установи­лась определенная система овладения колониями: сначала появлялись научные экспедиции, затем купцы и миссионеры. Доверчивые (а также и недовер­чивые) местные племена неожиданно оказывались подданными какого-нибудь европейского величества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такие экспедиции стали появляться и у русских берегов Камчатки и Америки (Кук, Ванкувер и другие) и в устье Амура. Здесь побывал известный французский мореплаватель Лаперуз, который прошел Татарским проливом до залива Де-Кастри[16] и на основании сво­их впечатлений и опроса туземцев заключил, что Са­халин – полуостров, отделен от материка отмелью, что вход с юга в Амурский лиман недоступен для морских судов и что устье Амура заперто мелями. Че­рез десять лет после него англичанин Браутон про­шел немного дальше Татарским проливом и подтвер­дил мнение Лаперуза. Таким образом, гигантская река Амур оказалась неинтересной с точки зрения судоходства ни для России, ни для ее соперников.

В 1803 году русское правительство поручило И. Ф. Крузенштерну обследовать и описать берега Сахалина, устье Амура и юго-восточный берег Охот­ского моря. Выдающийся мореплаватель не проявил должной настойчивости в этом вопросе.

Первый раз побывав в этих местах, Крузенштерн ничего не сделал, не найдя безопасного якорного ме­ста у берегов Сахалина. А на следующий год он «сколько... ни желал увидеть канал и весь берег Та­тарии от устья Амура до Российских пределов, что для вернейшего географического определения сей ча­сти почитал весьма нужным, однако не смел отва­житься на то ни под каким видом. При вторичном от­ходе нашем из Камчатки остерегали меня не прибли­жаться к берегу Татарии, принадлежащей китайцам, дабы не возбудить в недоверчивом и боязливом сем народе какого-либо подозрения и не подать через то повода к разрыву выгодной для России кяхтинской торговли»[17].

Поясним, что по взаимной договоренности России с Китаем торговля между этими двумя государствами могла совершаться только в одном пункте – в городе Кяхте. Из своей описи и описей Лаперуза и Браутона Крузенштерн решительно заключил, что Сахалин – полуостров, что Амурский лиман усеян мелями и не­доступен и что на берегах Татарского «залива» нет гавани.

После единогласных свидетельств таких авторите­тов о непригодности Амура для судоходства да еще при сведениях об охране устья этой реки китайской военной силой русскому правительству стало очевид­но, что нет смысла домогаться права на неразграни­ченные земли.

Таким образом, казалось, что русские владения на Тихом океане совершенно лишены удобных средств сообщения с метрополией. Свыше 10 тысяч верст пу­стынных пространств, бездорожья, гор, тундр и непроходимых лесов разделяли прибрежья Тихого океа­на с центральными областями. Только Амур мог быть удобным для сообщения между богатой хлебом и про­дуктами сельского хозяйства Сибирью и дальнево­сточными краями. Но Амур не оправдал возлагаемых на него надежд. Правительство смотрело на этот край, как на необходимое зло, «которое надо было сносить, потому что в крае находилось до 10000 ту­земцев и русских подданных России».

А между тем в морях, омывающих русские дальне­восточные земли, ежегодно появлялись сотни ино­странных китобойных и зверобойных кораблей, при­влекаемых баснословным количеством всякого про­мыслового зверя.

В Сибири рыскали какие-то иностранные путеше­ственники, проявлявшие подозрительный интерес к состоянию путей сообщения между метрополией и тихоокеанскими владениями России. Правительство начинало тревожиться за целость своих территорий. В обществе возникали усиленные толки и недоволь­ство по поводу продажи калифорнийских владений американцам[18].

А тут еще появилась статья Полевого «О приобре­тениях и потерях в царствование дома Романовых», где упоминалось о потере Амура и об исторических правах России на эту реку.

Под влиянием всех этих обстоятельств Николай I в 1844 году пожелал окончательно удостовериться в положении дел на Амуре.

Предполагалось отправить на Амур экспедицию в составе двух военных кораблей. У министра финан­сов потребовали ассигнования 250 тысяч рублей для этой цели.

Вронченко суконным канцелярским языком ответ­ствовал так: