Путь к Порогу
Шрифт:
Мальчик остановился, сглотнул. И повернул к конюшне.
«Ведь в Горной Крепости тоже надо пол мести, еду готовить да дрова рубить, — думал Кай, снимая со стены скребок, — не аристократы ведь этим занимаются…»
Мысль показалась ему такой простой и неожиданно-прекрасной, что он рассмеялся вслух. Как же раньше это не пришло ему в голову?! Лок, все еще сидевший на бревне, удивленно посмотрел на мальчика.
Через час, а то и больше во двор вышел один из воинов — тот, что ехал последним.
— Готово? — щурясь на солнце, спросил он. И сам увидел, что все в порядке. — Ловко! — похвалил воин.
Как ни
— А можно… — просипел он, опустившись на колени и дотронувшись до кольчужного сапога.
Договаривать не пришлось. Видать, не первый мальчишка на случайном постоялом дворе задавал рыцарям Горного Ордена такой вопрос.
— А чего ж, — широко усмехнулся воин, — парень ты решительный. Нам такие нужны. Только вот… Знаешь ли ты, что такое Порог?
— Да! — почти выкрикнул мальчик, в ушах которого звенело.
— Чтобы сражаться с чудовищами, одной решительности маловато. Настоящая храбрость нужна.
— Да я… — задохнулся Кай. — Да мне…
— Верю, — прервал его воин и нарочито сурово нахмурился. — Но и храбрость — это еще не все. Сила нужна!
— Я сильный! — крикнул Кай.
— Ну-ка… — Воин заозирался, зачем-то подмигнул своему товарищу, вышедшему на крыльцо с тонкой щепочкой в зубах, и остановил взгляд на здоровенной плахе для рубки дров. — Подними эту дурынду и вытащи ее за ворота. Такое будет тебе испытание. Сможешь — возьмем тебя с собой. Не осилишь… не обессудь тогда.
Кай ринулся к плахе. Упал на колени, обхватил ее — длины рук не хватило для полного охвата — и поднатужился. Глаза его налились кровью, в висках запульсировало, но плаха как стояла, так и осталась стоять на месте. Может быть, чуть шевельнулась. Кай, не видя и не слыша ничего вокруг, надрывался до тех пор, пока не сообразил: плаха-то из-за собственной тяжести, должно быть, плотно впечаталась в утоптанную землю. Тогда он отпустил плаху, передохнул несколько мгновений и снова вцепился в нее. Теперь он сначала качнул тяжеленный деревянный пень взад-вперед, а когда почувствовал, что края плахи свободно отрываются от земли, напружинил ноги и рванулся кверху.
Мир тотчас потонул в каком-то странном гуле, больно ударившем мальчика по барабанным перепонкам, в глазах потемнело. Откуда-то издалека долетело исполненное изумления восклицание. Потом вспыхнула страшная боль в плечах и спине, и земля ушла из-под ног Кая.
Наверное, он на какое-то мгновение лишился чувств. Когда же пришел в себя, то понял, что лежит верхом на опрокинутой плахе. Сильно ноют спина и руки, а из носа ползет что-то щекотное и теплой солью застывает на губах.
— Всего-то шажок сделал, — услышал мальчик сквозь звон в ушах и обернулся на голос.
Воин стоял, скрестив руки на груди. По губам его блуждала усмешка, но в глазах поблескивало удивление.
— Нет, парень, не тянешь, — покачал головой воин.
— Я сейчас… — прохрипел Кай. — Только дух переведу… Он сполз с плахи и, шатаясь, встал на ноги.
— Прекратить! — Этот резкий приказ остановил мальчика, когда он снова наклонился над непокорным пнем.
Воин оглянулся и мигом вытянул руки по швам. С крыльца медленно спускался рыцарь. Свой шлем, сделанный в виде львиной головы, он держал в левой руке у груди. Мальчик в доспехах стоял рядом с ним, чуть позади, но не заступая
— Прекратить! — повторил сэр Генри. — Опять? Я же запрещал! Что за ярмарочный балаган?! Седлать коней, живо!
Ратники бросились к скакунам. А сэр Генри, ожидая, пока они закончат работу, водрузил шлем на голову и — пугающий, громадный — направился прямо к мальчику. Кай даже невольно попятился.
— Как звать? — отрывисто вопросил рыцарь.
На крыльце появился Жирный Карл. Мигом уяснив для себя обстановку, он уставился на Кая и, беззвучно крича, ожесточенно зажестикулировал. Кай догадался опуститься на колени.
— К-кай, — только тогда ответил он.
— Сын? — не оборачиваясь, бросил рыцарь Порога через плечо. Как он, не видя, понял, кто стоит у него за спиной? Впрочем, Карл тоже не растерялся и ответил мгновенно:
— Нет, добрый господин. Сирота. На воспитание взятый. Из милосердия…
— Крестьянин? — снова спросил сэр Генри и сам себе ответил: — Вряд ли. Непохож… Что ж, Кай… Неважно, кем ты ступаешь на дорогу. Важно, кем заканчиваешь путь. Понял?
Хоть вопрос адресовался и не ему, Жирный Карл глубокомысленно нахмурился, а Кай, ничего не поняв, проглотил настойчиво рвущуюся из груди фразу о готовности предложить себя в качестве прислуги в Крепости. Рыцарь сделал знак ближайшему воину, тот с готовностью запустил руку в кошель, висящий на поясе, извлек оттуда монетку и, окликнув Кая, бросил монетку мальчику. Сэр Генри с помощью ратника сел на коня и первым во главе кавалькады выехал в ворота, у которых стояли красные от натуги Сэм и старый Джек. Юный всадник уже в воротах оглянулся на Кая, но мальчик этого не заметил.
Кай не сразу поднялся на ноги. Понимание того, что сам славный рыцарь Порога сэр Генри заговорил с ним, постепенно входило в его сознание и наполняло клокочущим ликованием. Он не заметил, как Сэм, подскочив, выхватил у него крохотную, похожую на рыбью чешуйку, серебряную монетку, которую мальчик так и держал на вытянутой ладони.
Следующие два дня Кай жил, переполненный щекочущей радостью, которая все не иссякала. Он даже не замечал, как сильно болят мышцы, которые он едва не надорвал, когда пытался поднять колоду. Как ему тяжело нагибаться. Как враскоряку он передвигается по двору и таверне. В груди у него, точно волшебный горшок из старой сказки, кипело нескончаемое счастье.
Служанки Сали и Шарли посмеивались над ним и стариком Джеком, который, очевидно вследствие угасания рассудка, воспринял развернувшуюся во дворе сцену по-своему и теперь каждый раз, встречая Кая, снимал шапку и кланялся в ноги. Лыбка, подзуживаемая Сэмом, глупо гоготала, а вот реакция самого сынка хозяина «Золотой кобылы» была довольно странной. Он отчего-то возненавидел мальчика еще больше: дважды поколотил его, придравшись к каким-то явно надуманным оплошностям, а к вечеру второго дня, заметив Кая, копавшегося в конюшне, неожиданно взъярился, влетел в конюшню, закрыл за собой дверь и, прижав мальчика в углу, жестоко надрал ему уши безо всякой на то причины.