Путь к рейхстагу
Шрифт:
По вечерам отец усаживался поудобнее за стол, надевал очки и важно читал вслух газеты. Помню, что в первую очередь его интересовали сообщения о новых заводах, рудниках, электростанциях. Уговаривал мать податься на новые стройки. "Нет уж, отец, из такой фатеры да уезжать, в жизнь .не поеду никудышеньки". Такие слова, как "Уралмаш", "Магнитка", "Ростсельмаш", "Днепрогэс", я запомнил с отроческих лет. Потом отец читал о том, что делается за рубежами нашей страны. Не раз он повторял: "Точат империалисты на нас зубы, точат... Пахнет порохом, ой как пахнет".
Вечерами
Окончив семь классов неполной средней школы, я работал в мастерской при гараже. Ремесло токаря нравилось мне, но я знал, что оно в моей жизни не самое главное. Главное впереди - поступить в военное училище, быть командиром Красной Армии. По ночам снилась военная форма...
Юность моя совпала с той порой, когда советские летчики ставили один рекорд за другим и о них говорил весь мир. Чкалов, Байдуков и Беляков совершили беспримерный перелет через Северный полюс. Коккинаки побил все рекорды в достижении высоты. И, понятное дело, я и мои сверстники мечтали только об авиации. Заручившись рекомендацией райкома комсомола, я подал заявление в военное авиационное училище. Но тут меня постигла неудача. Комиссия отказала мне из-за возраста - не хватало почти года.
В гараже, где я работал, подростки проходили курс первичной военной подготовки. Изучали основы тактики, материальную часть стрелкового оружия винтовки и пулеметы, различные уставы и наставления. Теперь я, как и мои товарищи, занимался в кружке Осоавиахима и сдавал нормы на значки "Ворошиловский стрелок", "ГТО" - готов к труду и обороне, "ГСО" - готов к санитарной обороне. Это был не просто спорт: нами владело всеобщее стремление быть готовыми к защите Родины.
В 1938 году в моей жизни произошло большое событие - меня приняли в ряды Ленинского комсомола, и я с гордостью носил значок комсомольца.
В апреле 1941 года меня вызвали в военкомат.
– Неустроев, теперь возраст у тебя подходящий. Но мы предложим тебе не авиационное, а пехотное училище, - сказал военком.
– Думай, решай... Пехотное училище готовит общевойсковых командиров, командиров взводов лейтенантов.
Я думал недолго. На земле ли, в воздухе - не все ли равно, лишь бы быть командиром Красной Армии. И я ответил:
– Согласен, пойду в пехотное.
Училище, в которое меня направили, было старым и хорошо известным. Располагалось оно в Свердловске, а называлось Черкасским военно-пехотным. Дело в том, что его еще до войны перевели "а Урал с Украины.
Война
В воскресный день 22 июня 1941 года нашу вторую курсантскую роту подняли в обычное время, предусмотренное строгим армейским распорядком. Физзарядка, потом завтрак. Все шло своим чередом. Был ясный, солнечный день. На плацу в это утро проходили спортивные соревнования на первенство рот.
В разгар состязаний к парадному подъезду главного корпуса подъехал "газик". Из машины вышел начальник училища полковник Тютрин и
Кто-то сказал: "Сейчас полковник поднимет училище по тревоге и устроит бросок в противогазах за Гореловский кордон". Такие броски у нас проводились довольно часто. Финская война показала, что в современной войне успех боя во многом зависит от индивидуальной подготовки бойца и, конечно, физической. Что касается духовной, то она у нас была на самом высоком уровне. Мы ясно отдавали себе отчет, к чему готовимся.
Прогулка за Гореловский кордон, да еще в противогазах, не радовала. Неужели в такую жару придется делать бросок?
Не прошло и пяти минут, как из главного корпуса на плац пришли начальник училища, комиссар, командиры всех четырех курсантских батальонов с комиссарами и начальниками штабов.
Построили весь личный состав. Плац замер.
Полковник молчал. Тишина была мертвой. Наконец медленно, но громким, сильным голосом начальник училища сказал:
– Товарищи курсанты, товарищи командиры и политработники! Фашистская Германия нарушила соглашение о ненападении и вторглась в пределы Советского государства. Началась война.
С началом войны жизнь в училище круто изменилась: занимались мы теперь по двенадцать часов в сутки. Норму питания нам уменьшили. Все тревожнее становилось на душе, особенно после сообщения Информбюро о том, что немцы бомбят Москву.
В Свердловск стали прибывать эшелоны эвакуированных. Они приходили днем и ночью. Все вокзалы были забиты стариками, женщинами, детьми. На них страшно было смотреть. Многие в легкой одежде, а между тем уже ударили морозы.
Родные часто приходили из Березовска ко мне в училище. Мать каждый раз тяжело вздыхала и говорила:
– Вот пойдешь на фронт, и оторвут там тебе ерманцы голову, если ты не будешь слушаться своего сержанта. Слушайся его: он же твой начальник!
Командир нашего отделения был таким же курсантом, но старше меня годами, имел уже кое-какой жизненный опыт. Ему командование училища присвоило звание младшего сержанта, и он был нашим ближайшим начальником.
У меня с командиром отделения младшим сержантом Скороходовым не ладилось. Я неплохо разбирался в топографии, баллистике, и у нас во время самоподготовки нередко шли споры. Зная свою правоту в том или другом правиле, я старался не отступать.
Скороходов был человеком упрямым и, если даже явно ошибался, заканчивал разговор так:
– С кем споришь? Уважай командира.
Курсанты отделения, слушая наш спор и поддерживая меня, не скрывали своих улыбок и подшучивали над отделенным.
Скороходов решил меня утихомирить, как выражался он, через мать. Ей он наговорил, что я плохо слушаюсь своего командира, то есть его. Она при каждой встрече напоминала мне, чтобы я был с командиром поласковей. Я успокаивал ее, уверяя, что всем германец голову не оторвет, а с младшим сержантом я веду себя так, как и положено по уставу.