«Путь к счастью Эллы и Миши
Шрифт:
Я грубо хватаю и приподнимаю ее, прижимаясь своими губами к ее губам. Она издает судорожный вздох возле моего рта, спиной врезаясь в стену. На пол летит лампа, когда я коленом ударяюсь о тумбочку. Комната погружается в темноту, лишь небольшое количество света просачивается внутрь от уличных рождественских гирлянд. Я провожу рукой по ее бедру, ощущаю ее кожу, исследую каждый дюйм ее рта языком, пока наши губы не распухают, и мне не требуется кислород.
Я отстраняюсь, но она со страстью всасывает мою нижнюю губу в рот, проводя языком по пирсингу и сводя меня с ума. Я издаю стон, когда она выпускает мою губу, прижимаюсь к ней, оставляя
Элла и я останавливаемся, мы с трудом дышим, при каждом вдохе ее грудь впечатываются в мою.
– Может, нам стоит притормозить, – шепчет она и зажмуривается. – Хотя бы пока они не уснут. Они могут нас услышать.
– Ни хрена, – отвечаю я, пытаясь придумать, где мы могли бы шуметь так, чтобы нас никто не услышал. Я дотягиваюсь до своего iPod и включаю его, увеличивая громкость на песни «Change (In the House of Files)» Deftones, заглушая музыкой все голоса.
– Если мы их не слышим, то и они нас, – произношу я и снова прижимаюсь к ее губам.
Ее пальцы прокладывают обжигающую дорожку вверх по моей спине и запутываются в волосах, я хватаю ее за бедра, приподнимаю и без всякого предупреждения глубоко вхожу в нее. Мы хватаем ртом воздух, двигаясь синхронно и цепляясь друг за друга, как будто мира вокруг нас не существует. Звуки музыки то смолкают, то снова становятся слышимыми, я не могу ни на чем сосредоточиться, кроме нее и чувств, которые она во мне вызывает. Как-то пару лет назад мы с Итаном были в том же баре, что и сегодня, я тогда вернулся домой с девушкой, которая весь вечер ко мне подкатывала. Секс был бессмысленным – влечение, возбуждение, пот, жгучая необузданная страсть, которую я чувствую с Эллой, и в помине такого не было.
Не было ничего, а теперь все это присутствует.
После того, как мы приходим в себя, я аккуратно выхожу из нее. От слабости ее не держат ноги, и я переношу вес ее тела на себя. У нее вырывается изнеможённый смех, когда я подхватываю ее на руки и, спотыкаясь, иду к кровати. Укладываю ее и забираюсь к ней под одеяло.
Она устраивает голову мне на грудь и рисует сердечки на моей влажной коже.
– Я люблю тебя, – шепчет она.
Я закрываю глаза и теснее прижимаю ее к себе.
– Я тоже тебя люблю.
Мы обнимаемся и проваливаемся в сон, как делали много раз, когда были моложе. Собственно, вместе засыпать мы стали приблизительно с тринадцати лет, в тот раз мы проторчали весь вечер в моей комнате, и Элле не хотелось возвращаться домой, потому что она скрывалась от своей семьи. Я позволил ей спать в моей постели со мной, не потому, что был извращенцем, а потому, что мне нравилось ее присутствие рядом, да и мне не хотелось, чтобы она вернулась в свой дом. Мама работала в ночную смену, и я знал, что нас не поймают с поличным. Та ночь была лучшей за долгое время, и с тех пор спать вместе вошло у меня в привычку. Мы чередовали ночевки в наших комнатах, а порой оставались спать в домах других людей, на скамейках в парке, а иногда даже в моей машине.
Машина стала моим
Я улыбаюсь нахлынувшим на меня воспоминаниям. И засыпаю с мыслями о той ночи, которая началась с драки из-за украденного поцелуя и закончилась тем, что мы заснули вместе, расплющенные на водительском сиденье.
Та ночь действительно началась дерьмово, но в конце концов она оказалась одной из лучших ночей в моей жизни.
Глава 17
Миша
Два с половиной года назад…
Настало время гонки, и я нервничаю, хотя со мной в машине Элла, мой маленький талисман. Весь вечер мы были сами не свои: отчасти из-за того, что мои чувства к ней усиливаются, между нами возникала неловкость. Каждый раз, находясь рядом с ней, я продолжаю надеяться, что она признается в своих чувствах ко мне. И я прекрасно понимаю, что она взбесится расскажи я о них первым. Но сегодня этого не случится. У нее был тяжелый день, и она пребывает в плохом настроении, и, хотя мне хочется кричать ей о своей любви, я знаю, что не могу. Однако, я надеюсь, что после гонки мы сможем поехать к нашему месту и немного поговорить, усевшись на капоте моей машины и послушать музыку – это одно из моих любимых занятий.
Но сейчас мне необходимо сконцентрироваться на гонке; я смотрю на дорогу, фокусируюсь на победе и приложу все силы, чтобы Элла весело провела время, не взирая на то, что не могу перестать думать о поцелуе с ней.
– Итак, ты готова? – уточняю я и нажимаю на газ, пока она в оцепенении глядит в окно. В таком состояние Элла просидела большую часть вечера, и мне хотелось бы, чтобы она просто сказала мне, что у нее на уме.
Она поворачивается и смотрит на меня.
– Готова к чему?
Я снова выжимаю газ.
– Для гонки. Я знаю, как тебя они заводят, – делаю вид, что дразню ее, хотя так и есть.
Она закатывает глаза и мгновение выглядит счастливой.
– Плевать. – Потом выражение ее лица омрачается, и она снова смотрит в окно.
Я медлю.
– Так ты не хочешь рассказать мне, почему весь вечер такая тихая?
Она пожимает плечами и громко вздыхает. В машине воцаряется оглушительная тишина, слышится только ее дыхание. Я с трудом сглатываю и снова сосредотачиваю внимание на дорогу, как вдруг она произносит:
– Миша, я могу тебя кое о чем спросить? – Ее голос звучит сдавлено и нервозно, и я спрашиваю себя, в чем, черт возьми, заключается ее вопрос.
– Ты же знаешь, что можешь спрашивать меня о чем захочешь. – Я сжимаю руль, уставившись на деревья, не в силах смотреть на нее, и молю долбанного Бога, чтобы она наконец-то сказала что-нибудь вроде: «Миша, ты тоже это чувствуешь? Миша, пожалуйста, трахни меня сейчас. Миша, я люблю тебя.»
Я надеюсь услышать последние слова, хотя на самом деле это не вопрос, но после продолжительного молчания все, что она произносит это: – какова ставка на гонку? – На последнем слове она тяжело вздыхает, будто намеревается сказать что-то еще, возможно нечто важное.