Путь к Свету
Шрифт:
Я повторил услышанное вслух и получил отметку «отлично», а вечером пришёл в гости к Мише Князеву и взволнованно всё ему рассказал. Он немного помолчал и спросил:
– Скажи, о чём я сейчас думаю?
Я нахмурился:
– Ты хочешь проверить, правду я говорю или нет?
– Я хочу, чтобы ты умел пользоваться своим даром.
– Стало быть, ты веришь, что можно читать чужие мысли, и не считаешь меня сумасшедшим?
– Просто ответь на мой вопрос – о чём я думаю?
Я недоумённо качнул головой:
– Понятия не имею!
– Постарайся.
– Не
Мы едва не поругались.
– Андрей, загляни в себя и, быть может, тогда ты сможешь управлять своей способностью, которая принесёт тебе знание о людях, что окружают тебя, – сказал Миша на прощание.
Я шёл от него и думал: «Если всё так, как он говорит, значит, я буду знать, кто предан мне не на словах, а на деле, на кого можно положиться, кто готов пойти со мной до конца!»
Глава пятая. В армии
В начале столетия матери боялись отпускать своих сыновей в армию. Сообщения о самоубийствах солдат, на телах которых находили синяки от побоев, были не редкостью. Ребята гибли в мирное время… В министерстве обороны придумали многочисленные послабления, срок службы сократили до года; в казармах разрешили пользоваться мобильными телефонами, но молодые люди продолжали изыскивать способы уклонения от исполнения воинского долга. В столице появились адвокаты, которые на полулегальных основаниях за весьма неплохие гонорары освобождали от призыва.
Однако мой отец был человеком старой советской закалки и хотел, чтобы я служил. «Дед твой, – напутствовал он меня, – до Берлина дошёл, был награждён орденами и медалями! Я служил два года, тебе всего-то годик продержаться надо. Ты, надеюсь, не подведёшь меня? И не пугайся дедовщины – она была и в моё время! Уважай старших, и всё будет хорошо…»
Я служил в воинской части в Хабаровском крае. Помню, после присяги старослужащие собрали нас в казарме, чтобы провести разъяснительную работу.
– Духи, салаги, забудьте, что было на гражданке, – с улыбкой на губах говорил рослый рядовой Иван Кольцов, – сейчас вы дерьмо собачье, но за этот год из вас вылепят настоящих мужиков. Уважать и ублажать дедушек – ваш единственный закон. Мы знаем, что вам нужно. Избавьтесь от всего лишнего. Деньги – зло! В этом году они вам не понадобятся… Делитесь, сынки, и Родина вас не забудет!
Мы отдавали деньги, но рыжий худощавый паренёк Костя возмутился:
– Вы не имеете права, это беспредел!
– Ты юрфак заканчивал или на зоне сидел, умник? – спросил Кольцов и преподал молодому первый армейский урок. Он подошёл, ухмыляясь, и нанёс бедняге удар кулаком в живот. Костя согнулся и застонал. Кольцов обвёл взглядом молодое пополнение:
– Ну, кто ещё хочет поговорить о своих правах?
Желающих не оказалось… Мы приуныли. Первые полгода нам нередко приходилось выполнять поручения старослужащих: застилать кровати, чистить их обувь, стирать и
Костя жаловался мне на произвол старослужащих, но, увы, помочь ему я не мог. В разговорах со мной он немного отводил душу.
– Косить надо было от призыва! Где справедливость? Богачи платят военкому и отмазывают своих деток от армии…
Я рассказал ему о себе. Он удивился:
– Отчего твой батя не помог тебе откосить от армии?
–Отец считает, что служба делает из парня мужчину.
– Армия, как и тюряга, мужиков в садистов превращает, – возражал Костя.
– Они не такие уж и плохие, – заметил я. – Просто надо с уважением относиться к людям.
– Не тебя ли они ночью посылали за водкой? – усмехнулся Костя.
Да, подчас не было покоя и после отбоя. Однажды меня разбудили посреди ночи…
– Дух, подъём, – прозвенело в моём ухе. Я вскочил с перепуга и принялся одеваться. Старики покатились со смеху. Я увидел лицо рядового из старослужащих Ермакова.
– У дедушки Вани днюха, – сказал он.– Душара, добудь нам водки и закуски.
– Где? – растерянно спросил я.
– Мне плевать, – взревел Ермаков. – Укради, роди… Мигом убежал!
– Я убегу и «рожу» да только ради товарища младшего сержанта, – смело проговорил я и бросился к выходу. Меня остановил голос Кости, который стоял дневальным на тумбочке:
– Куда ты?
– «Рожать водку и закуску», – усмехнулся я.
– В посёлок?
– А куда ещё?
– Деньги-то есть у тебя?
– Немного. Едва ли хватит…
– Подойди.
Он достал из кармана, кажется, сторублёвку и протянул мне.
– Не надо.
– Бери, говорю!
Я взял деньги и выбежал из казармы на плац; юркнул в темноту, перемахнул через каменный забор, поранил руки, но, не чувствуя боли, метнулся в посёлок. По счастью, в магазине горел свет. Тогда я, запыхавшись, ворвался в дверь и протянул испуганной продавщице деньги. Женщина с сочувствием взглянула на меня и положила в пакет водку, хлеб, палку колбасы и пачку сигарет. (Видимо, я был не первым на её памяти, кто пытался «родить», прибегая в этот магазин!)
– Я этого не просил, – заметил я, возвращая сигареты.
– Пригодится, – сказала продавщица, улыбаясь. Я поблагодарил и бросился в расположение части… Вернулся в казарму, отдал старослужащим всё, что удалось добыть в «самоволке», промыл водой с мылом раны на руках и лёг спать… Кольцов с тех пор меня стал уважать, а однажды даже заступился.
Как-то раз я столкнулся с Ермаковым в располаге, он застал меня врасплох глупым дембельским вопросом: «Сколько дней до приказа дедушке осталось?»