Путь к Свету
Шрифт:
– Не знаешь, душара! Нехорошо… Упор лёжа принять!
Я нехотя повиновался и под счёт «раз-два» начал отжиматься. Но ему этого показалось мало. На «раз» я опустился, а он сел мне на спину… Я выбивался из последних сил и едва не рухнул на пол, когда Ермакова окликнул Кольцов:
– Пашка!
Ермаков сошёл с меня, а я поднялся и отдышался. Они о чём-то говорили, поглядывая в мою сторону. «Ты совсем спятил? – внезапно донёсся голос Кольцова. – Ты знаешь, кто его отец?»
С тех пор меня не трогали, а Косте доставалось… Его били, когда никого из офицеров не было в казарме.
Что ещё я помню из своих армейских будней? Помню, как по субботам всей ротой отмывали казарму, разводя чудовищную пену на паркете, помню, как стоял на тумбочке дневальным, когда подходила моя очередь, помню ночь, когда моя жизнь висела на волоске…
После отбоя я рухнул на кровать и мгновенно заснул. И увидел я прекрасный образ. Машенька… Улыбка озаряла лицо её; издали доносился звонкий девичий смех: она бежала по зелёной полянке, залитой светом, с букетом цветов в руке. Но вдруг остановилась, и тень грусти легла на лицо её… Налетел ветер, и в шелесте листьев я услышал:
– Я жду тебя, Андрей!
Я бежал к ней, выбиваясь из сил, но она отдалялась от меня, будто уплывала в безбрежное зелёное море… И где-то в вышине прогремел голос: «Папенькин сынок, ты пожалеешь, что появился на свет…»
Я очнулся, в полумраке что-то блеснуло…
Мой мозг мгновенно осознал угрозу. Я перехватил занесённую руку с ножом, пригляделся и узнал Ермакова. Безобразное лицо уголовника! Итальянец Ламброзо мог бы привести его в качестве доказательства своей теории…
Ермаков тянулся к моему горлу, я сдерживал его, но моя рука слабела от напряжения… Наконец, я изловчился и нанёс ему удар по голове; скинул с себя одеяло и ногами оттолкнул его к стене. Вскочил с кровати и приготовился к новому нападению. Мои товарищи не соизволили вмешаться и делали вид, что спят.
Ермаков поднялся с пола и растерянно проговорил:
– Кто тебя предупредил?
– Я чутко сплю и услышал твои шаги, – отвечал я, заглянув сквозь темноту в глаза его.
– Это вряд ли, – возразил он.
– Ты хотел убить меня? – я недоумённо пожал плечами. – Но это же глупо! Нашли и посадили бы…
– А мне плевать, что ты думаешь! – взревел Ермаков. – Терпеть не могу мажоров таких как ты! Вы приходите на всё готовенькое: деньги, машины, квартиры, бабы липнут в ночных клубах… Почему пока одни с жиру бесятся, не зная, куда деньги девать, другие вкалывают на трёх работах и едва сводят концы с концами?
– Так устроен этот мир, – отвечал я. – А Свет ещё надо заслужить!
– Что за бред ты несёшь? – вскричал он.
– Да ты прав насчёт меня… Как ты сказал – мажор? – я усмехнулся. – А, может быть! Хотя у меня и машины-то нет. Но должен огорчить тебя – насилием в этом мире нельзя добиться справедливости! А, впрочем, если хочешь – убей меня. Один человек – это словно капля в море! Мир обо мне и не вспомнит.
Ермаков немного постоял, а потом скрылся из виду…
Вскоре вышел очередной приказ об увольнении в запас; мы распрощались с нашими стариками, а пришло новое пополнение, и сами стали дедами.
Я пытался образумить его, но он не прислушался ко мне.
Шла военная реформа, росло денежное довольствие офицеров, контракт всё прочнее входил в жизнь армии. Неуставных отношений, кажется, стало меньше. Но престиж военной службы было нелегко возродить…
Почти незаметно пролетела вторая половина службы. Незадолго до дембеля я в первый раз позвонил домой.
– Андрей, мы будем встречать тебя! – отвечал обрадованный голос отца. – У нас всё хорошо. Миша иногда заходит, спрашивает, как ты служишь… Почему ты до сих пор не звонил?
– Нельзя было, отец, это армия! – отвечал я и покраснел от стыда.
В парадной форме я сошёл с поезда. На перроне стояли отец с Аней. Она первой увидела меня и помахала рукой. Отец окинул меня долгим изучающим взглядом:
– Тебя так сразу и не узнать: возмужал, даже немного поправился…
Аня обняла меня по-дружески:
– Привет, защитник Отечества! Мы тебя ждали.
Отец подкатил к железнодорожному вокзалу Оренбурга на новой машине.
– Стало быть, со «старушкой» распрощался! – улыбнулся я. – Что ещё новенького?
– В Москве работа ждет тебя, – задумчиво промолвил отец. – Но об этом после…
Долгий путь остался позади. Неужели я дома?! Мне навстречу выбежала Алёнушка, которая оставалась с няней. Я подхватил её на руки:
– Как выросла-то, сестрёнка! Скоро меня догонишь…
Мы сели за стол. Я с вечера ничего не ел, был страшно голоден и уплетал за обе щёки…
Отец сходил за коньяком, но ещё свежо в памяти было дембельское веселье, и я прикрыл рюмку рукой.
– Сегодня у тебя особенный день, а ты не выпьешь? – удивился он.
– Ничего особенного, – день как день! – я равнодушно пожал плечами. – До праздника ли мне теперь, когда предстоят трудовые будни?! А что за работа в Москве ждёт меня?
– Ты помнишь Бибикова? – спросил отец.
– Нет, а кто это?
– Ну как же! Твой тёзка – Андрей Геннадьевич Бибиков. Часто приходил к нам в гости в городе А.
Я засмеялся:
– Так много воды утекло с тех пор! Нетрудно забыть.
– Мы с ним вместе работали в городской администрации, – продолжал отец, – ещё раньше нас он в Оренбург переехал, а затем какой-то родственник «перетащил» его в Москву. Он дорос до заместителя мэра и предлагает тебе вакансию юриста…
Я задумался:
– Стало быть, мэрия… Это, пожалуй, удача!
– Будем надеяться, что она не оставит тебя и в будущем…
– Не сомневаюсь, – я скривил губы в усмешке. – Спасибо, папа, за твою заботу. В Москве, кроме того, мне надо получить второе образование. Я хочу поступить в МГИМО…
– Что? – отозвался без восторга отец. – Зачем тебе это надо? Хочешь всю жизнь провести в какой-нибудь африканской стране? Дед твой… и тот не доучился на дипломата, бросил…
– Дед? О чём ты?