Путь к звездам. Из истории советской космонавтики

Александров Анатолий Андреевич

Вечером Юрий написал письмо в Звездный:

«Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка! Решил вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами той радостью и счастьем, которые выпали мне. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым… Очень большая задача легла на мои плечи. Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой, Валюша. Но, увы, вы далеко. Тем не менее, я всегда чувствую вас рядом с собой.

В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает, что и на ровном месте человек падает и ломает шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это

не верю. Ну а если что случится, то прошу тебя, Валюша, не убивайся с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них не белоручек, не маменькиных дочек, а настоящих людей, которым были бы не страшны ухабы жизни. Вырасти людей, достойных коммунизма. В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается? Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо… ты никогда не увидишь, и мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца. Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая.

Как-то, в детстве, я прочитал слова Чкалова: „Если быть, то быть первым“. Вот я и стараюсь им быть и буду до конца… Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе и будем счастливы. Валюша, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей. Если будет возможность, то помоги им в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они ничего не знали, да им и не положено было знать. До свидания, мои родные. Крепко вас обнимаю и целую. С приветом ваш папа и Юра».

В конце письма Юрий Гагарин привычно расписался, поставил дату — 10.04.1961 года.

Напряжение нарастало с каждым часом, но суеты не чувствовалось. Все действия определялись распорядком дня космонавтов. Утром 10 апреля «ударная шестерка» встретилась с членами Государственной комиссии и «стартовиками» полигона. Главный конструктор публично обнародовал принятое решение о том, что командиром первого «Востока» утвержден летчик-космонавт Юрий Алексеевич Гагарин, запасным — Герман Степанович Титов. Вечером его документально утвердила Государственная комиссия, назначив полет на 12 апреля.

Сразу после установки ракеты на пусковое устройство 11 апреля, Главный конструктор встретился с Каманиным и попросил почаще информировать его о состоянии космонавтов, об их самочувствии и настроении. Делать это в любое время суток.

Николай Петрович не удержался, спросил:

— Волнуешься за них, Сергей Павлович?

— А как ты думаешь, Николай Петрович? — громче обычного выпалил Королев. — В космос летит Юрий Гагарин. Я знаю его давно. Привык. Он ведь мне как родной сын!

Около десяти, после физзарядки и завтрака, Титов и Гагарин, отдельно от остальной четверки, прибыли на стартовую позицию и провели последнюю тренировку в кабине корабля. Феоктистов и Раушенбах с интересом наблюдали за работой Юрия. Чувствовалось, как радостно настроен он от сознания, что ему поручено отправиться на орбиту Земли первым. Но Гагарин оставался все таким же серьезным, спокойным и сосредоточенным.

Гагарин еще находился в кабине «Востока», когда лифт вознес на последнюю площадку Королева. Феоктистов и Раушенбах тотчас опустились на Землю, а Юрий, выйдя из корабля, неожиданно поделился с Сергеем Павловичем сокровенным. Гагарин рассказал, как он добивался выполнения своей жизненной цели и стал военным летчиком.

Когда Юрий умолк, Королев вдруг спросил:

— А что ты сказал, Юрий, дома, когда в этот раз улетал в командировку на Байконур?

— Валюше я сказал, Сергей Павлович, чтобы она не волновалась, берегла девочек. Я постарался убедить ее, что у нас все будет штатно, потому что к полету мы подготовились отлично.

— И дату полета ты назвал своей Валюше?

— Нет, Сергей Павлович, дату не назвал. Точнее, я сказал, что полет назначен на 14 апреля.

— Интересно, а почему ты назвал именно число «14»?

— «13», Сергей Павлович, — несчастливое число. Это всем известно. Следующее число — «14». Я его и назвал. Пусть все произойдет для Валюши неожиданно.

— Очень логично все, Юрий… «Пусть все произойдет для Валюши неожиданно», — Королев повторил последние слова Гагарина и добавил: — На космодроме сложилась традиция, что в канун очередного запуска проводится встреча специалистов моего конструкторского бюро со стартовым расчетом. Раньше перед стартовиками, как правило, выступал я, а сегодня это сделаешь ты, Юрий. Поблагодари их за большой труд по подготовке твоего полета. Расскажи им о себе, как только что рассказал мне. Это будет очень правильно. Расскажи о своей семье.

Перед тем как спуститься на Землю, Главный конструктор напомнил космонавту:

— И старт, и полет не будут легкими. Тебе, Юрий, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще не известное нам. Об этом мы много раз говорили. Но я хочу еще раз напомнить тебе, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. Все может произойти, Юрий. Но помни одно — все силы нашего разума будут немедленно отданы тебе.

Выступая на митинге, Гагарин не только выполнил просьбу Главного конструктора и поблагодарил стартовиков за подготовку ракеты к полету, но и заявил, что он сделает все от него зависящее, чтобы полет явился триумфом для нашей страны, для нашего народа.

После митинга — космический обед, из туб. Ели щавелевое пюре с мясом и мясной паштет, а запивали шоколадным соусом. Каждая упаковка — по сто шестьдесят граммов. Конечно, гурманы не одобрили бы такой рацион, но для особых условий пища оказалась вполне приемлемой и питательной. Все понимали, что это, в конце концов, разовое явление.

Дальше — все действия по строгому распорядку в стартовом домике. Он невелик — всего три комнаты: спальня, зал и столовая. У каждой кровати — тумбочка, стул и общий шкаф для одежды. В зале — диван, мягкие кресла, столик для игры в шахматы, радиоприемник «Сакта» и телефон. В столовой — кухонный столик, холодильник «Саратов», необходимая посуда и медицинская аппаратура.

С восемнадцати часов вступает в силу стратегический медико-психологической план. Никаких разговоров о полете. Герман предлагает Юрию сразиться в шахматы. Гагарин откладывает в сторону письмо родным, подсаживается к столику, угрожает:

— Надо мне, Гера, поправить счетик. Кажется, я тебе несколько партий уступаю? Так что держись, дорогой друг!

Партию прервали киношники. Главным конструктором им был отпущен целый час, чтобы снять Гагарина и Титова накануне исторического полета. В середине съемки в домике появились Королев и Каманин. Взглянув на шахматную доску, Николай Петрович, дока в этом деле, покачал головой и с сожалением посмотрел на Гагарина. Положение спас Главный конструктор. Сергей Павлович предложил космонавтам подышать свежим воздухом.