Путь летчика
Шрифт:
Однако Арктика все-таки заставила нас понервничать еще шесть долгих дней. Только четвертого июня вечером в сером небе появились голубые просветы.
Всю ночь на пятое июня Отто Юльевич, Спирин, Шевелев и я разговаривали по радиотелефону с Мазуруком и его экипажем. Давали указание о перелете, сообщали свои координаты, силу и направление ветра.
К утру погода стала вполне летной. К радиотелефону подошел Отто Юльевич и сказал Мазуруку:
– Советую вылетать.
Тот ответил:
– Вылетаю.
На аэродроме, размеченном
Далеко на облачном горизонте показалась точка.
Спирин, не отнимая бинокля от глаз, крикнул радистам:
– Передайте ему, пусть возьмет на десять градусов влево.
Радисты передали. Точка повернула влево. Она все приближалась, и вскоре мы увидели контуры самолета.
– Передайте ему, чтобы взял на шесть градусов вправо, - снова крикнул Спирин.
Радисты передали. Самолет повернул вправо. Вот он уже идет прямо на нас. Все ближе и ближе.
Гул моторов нарастает. Еще несколько минут, и самолет «Н-169» кружит над лагерем.
Затаив дыхание, мы следим за посадкой Мазурука. Он должен сесть между моей машиной и ропаками. Ширина посадочной полосы сто пятьдесят метров. Боясь, что он не заметит пологих ропаков, мы расставили на них людей; это должно послужить Мазуруку знаком, что здесь садиться опасно.
Мазурук все это учел; осторожно подвел он самолет к самому «Т» и блестяще посадил свою машину.
Все пришли в восторг от его посадки. В воздух полетели меховые шапки.
Петенин, размахивая флажками, указал Мазуруку место его стоянки. «Прямо, как в настоящем аэропорту», подумал я.
Первым из самолета выскочил с радостным лаем четвероногий пассажир Веселый.
Собака сразу узнала своего хозяина и бросилась на грудь к Папанину. Гладя Веселого, Иван Дмитриевич приговаривал:
– Славно мы заживем с тобой на льдине! Пусть только они улетят.
– Все в порядке, - выходя из машины, сказал Мазурук.-Шестьдесят восемь ропаков сковырнули!
За ним вышли остальные товарищи: второй пилот Козлов, штурман Аккуратов, механики Шекуров и Тимофеев.
Снова объятия и поцелуи, снова восторженные возгласы и вопросы.
Когда схлынула первая волна радости, прилетевшие с изумлением осмотрелись вокруг. Лагерь напоминал большую новостройку: тринадцать палаток, среди них основной дом зимовки, радиорубка, камбуз, склады, метеорологическая будка, ветряк…
За завтраком мы узнали о жизни экипажа «Н-169» на льдине.
Самолеты на льдине.
Туго
Связь установили не сразу. О себе не беспокоились. Но судьба Молокова и Алексеева очень тревожила. Удалось ли им долететь до основного лагеря? Как они сели?
Не теряя времени, экипаж принялся за расчистку площадки. На десятые сутки аэродром был готов. От ледяных глыб была очищена дорожка в шестьсот на шестьдесят метров. Как только Отто Юльевич сказал, что можно вылетать, все заняли свои места, и Мазурук поднялся в воздух.
Теперь экспедиция была в полном сборе.
Механики всех кораблей приступили к выгрузке последней партии оборудования.
Мазурук привез долгожданную лебедку для гидрологических наблюдений и измерений глубин. Зимовщики сразу же занялись ее установкой. Всем страшно хотелось узнать, какая под нами глубина. По этому поводу тоже много спорили. Кто говорил, что глубина не больше двух тысяч метров, кто уверял, что трос дна не достанет, хотя лебедка имела трос длиной в пять тысяч метров.
Позднее мы узнали, что глубина океана в районе Северного полюса – четыре тысячи двести девяносто метров.
Когда все снаряжение было выгружено, мы стали подсчитывать, сколько же груза привезено на льдину. И тут совершенно неожиданно выяснилось, что вместо положенных восьми с четвертью тонн Папанин умудрился привезти свыше десяти.
Мы все уставились на Ивана Дмитриевича. Он виновато опустил глаза и, лукаво улыбаясь, развел руками:
– Я и сам не знаю, как это получилось! Но вы не огорчайтесь, я думаю, что все это мне в хозяйстве пригодится.
Чего только тут не было. Пишущая машинка, шахматы, научные приборы, книги, кастрюли, оружие, мануфактура, клиперботы, нарты, стулья.
Папанин взял с собой на полюс даже печать. Он говорил:
– Моя канцелярия должна работать по всей форме.
И штемпелевал все письма, которые нам предстояло доставить в Москву.
Началась подготовка самолетов в обратный путь. Мы стали подсчитывать наличие горючего. Выяснилось, что у Алексеева и Мазурука бензина недостаточно.
– Ну что же, придется одну машину оставить здесь. В хозяйстве Папанина все пригодится, - шутя сказал я.
И услышал такой ответ, какой и ждал:
– Есть лучший выход, - спокойно начал Алексеев. – Мы с Ильей Павловичем уже договорились. Решили так: полетим до тех пор, пока хватит горючего. Машины теперь легкие. До восемьдесят третьего градуса дотянем, выберем подходящую льдину и сделаем посадку. Затем нам привезут бензин. А оставить машину на полюсе – это значит обречь ее на гибель.
Предложение Мазурука и Алексеева было принято.
Шестого июня в два часа ночи, когда все машины были готовы к отлету, мы собрались на «Красной площади».