Путь летчика
Шрифт:
Через шесть с половиной часов мы увидели Амдерму.
Старательно ищу аэродром. Везде земля, а мы на лыжах. Стоя рядом со мной, Спирин указывает вниз:
– Вот он!
Под нами узенькая белая полоска метров пятьдесят в ширину и шестьсот в длину.
Разворачиваю самолет, иду на снижение. Вижу, Головин на своей маленькой машине хорошо приземлился. Как-то сядем мы?
Ветер боковой. При посадке нетрудно зацепиться друг за друга, но все три корабля сели благополучно.
Через три дня ледокольный пароход «Садко» привез нам колеса. Мы быстро заменили ими лыжи. Но вылет неожиданно задержался. Впрочем, на этот раз причина задержки была настолько приятной, что мы даже не пожалели о том, что отодвигается встреча с родной Москвой. Мы не могли лететь потому, что все радиостанции были заняты; они ловили в эфире сигналы Чкалова, Байдукова и Белякова. Краснокрылый самолет мчал их из Москвы через Северный полюс в Америку.
С напряженным вниманием следили мы за этим полетом.
Вот уже самолет Чкалова пролетел над полюсом. Пробыв в воздухе шестьдесят три часа двадцать пять минут, он совершил посадку на аэродроме близ Портланда.
Еще одна замечательная победа нашей авиации!
В приподнятом настроении мы вылетели из Амдермы. Стартовали на колесах с того же аэродрома, на который недавно садились на лыжах.
Самолеты легко оторвались от песчаной косы и взяли курс на Архангельск. Под крылом мелькала зеленеющая тундра. Мы видели еще не растаявший снег в лощинах и оврагах. Как будто небрежная кисть маляра разбросала белые мазки по зеленому фону. При такой пестроте можно спокойно лететь даже в плохую погоду.
Я вспомнил, как трудно нам было ориентироваться в этих местах, когда тундру покрывала сплошная снежная пелена.
С приближением к Нарьян-Мару постепенно исчезали белые пятна. Зазеленел ровный ковер. Потом появились заросли кустарника. Кое-где виднелись небольшие озера – следы недавнего половодья. Чем дальше, тем ярче зелень. Кончилась тундра, начался лес.
Архангельск встретил нас ясным небом, солнцем, цветами. Вылетели мы из Амдермы при пяти градусах тепла, а здесь оказалось двадцать пять градусов.
Экспедиция пробыла в городе два дня. После ледяного безмолвия Арктики Архангельск казался шумным и суетливым.
Радушный прием, который устроили нам жители Архангельска, накладывал на нас известные обязательства. Не хотелось оставаться в долгу, и мы с большой охотой выступали с рассказами о полете на полюс.
Двадцать пятого июня самолеты поднялись в воздух и взяли курс на Москву.
Неужели мы сейчас будем дома? Всего три месяца прошло с тех пор, как в холодное мартовское утро флагштурман полярной экспедиции дал курс на север. А кажется, что прошла большая жизнь, полная напряженной борьбы со стихией.
Возвращаемся мы здоровыми, бодрыми. Северный полюс завоеван без единой человеческой жертвы. Великолепно сохранилась вся материальная часть.
Ровно в семнадцать часов четыре корабля строем прошли над Москвой и один за другим, через небольшие интервалы, опустились на аэродром.
Переходя из объятий в объятия, оглушенные дружным хором приветствий, с огромными букетами живых цветов мы прошли на трибуну. Начался митинг.
Мы слушали приветствие от имени партии и правительства. Потом выступил Шмидт.
– Северный полюс, - сказал он, - будет служить человечеству. Эту победу нам бы не удалось одержать, если бы не был так могуч и силен Советский Союз, если бы не было у нас такой изумительной промышленности. Наши прекрасные машины сделаны так умно, так прочно, что их нельзя не уважать. Даже Северный полюс должен был отнестись к ним с почтением.
А люди Советской страны? Конечно, мы подбирали людей одного к другому. Но все мы – сорок с лишним человек – слепок со многих тысяч сынов нашей Родины.
Мы – простые советские люди, преданные своей стране, верные ученики Коммунистической партии. Это партия воспитала в нас те черты, без которых силами природы не овладеть. Это она воспитала в нас ясное понимание цели, силу характера, уверенность в победе и преданность тем высоким идеям, которыми мы руководствовались, следуя ее указаниям…
Я слушаю Шмидта, смотрю на улыбающиеся лица руководителей партии и правительства и чувствую, как волна радости захлестывает меня.
Заслуживаем ли мы такой встречи? Сумеем ли мы отблагодарить страну за все то, что она дала нам?
Мне предоставляют слово.
Подхожу к микрофону и вижу, что мне трудно найти нужные слова. А хочется сказать самое сокровенное, выношенное в просторах Арктики.
Когда я услышал свой голос, он показался мне чужим, только слова давным-давно знакомые. Сколько раз я мысленно повторял их, рисуя встречу с родными, друзьями, знакомыми. А сейчас я говорю с трибуны, и меня слушают тысячи людей:
– Во время подготовки к полету меня спрашивали: «Как ты полетишь на полюс, как ты там сядешь? А вдруг сломаешь машину, пешком далеко итти». Я отвечал, что сяду. А если поломаю машину, пешком не пойду, потому что у меня за спиной сила, мощь нашей великой Родины.
Чувство гордости за нашу Родину, за наших замечательных вождей, горячее желание отдать всего себя на защиту советского народа охватило меня. Я повернулся к товарищу Ворошилову и сказал:
– На таких самолетах, с такими людьми, с такими летчиками, мы, товарищ Ворошилов, в любую минуту, если это потребуется для обороны нашей Родины, летя на север, сможем повернуть на запад и на восток…
Не помню, как я покинул трибуну.
Увитые гирляндами цветов автомобили мчали нас по нарядным улицам Москвы. Давно ли мы пробивались на самолетах сквозь пургу? А в Москве снова наши машины засыпает густой «снег».
Возвращение в Москву.
Это приветственные листовки.
Дети жадно ловят «снежинки».
– Папа! Папа! Читай! Здесь и про тебя написано! – весело звенят их голоса.
Вера и Вова не сводят с меня сияющих глаз. Мишук крепко прижался ко мне. Он уже простил мне невольный обман: так ведь и не привез я ему обещанного медвежонка.
В этот вечер все участники экспедиции вместе с их семьями были на приеме в Кремле.