Путь летчика

Водопьянов Михаил Васильевич

«Таймыр» шел вперед, пробиваясь сквозь восьми-десятибальный лед и освещая себе путь тремя прожекторами, один из которых был установлен на капитанском мостике.

Утро двенадцатого февраля принесло большую радость: Кренкель сообщил, что в лагере виден свет прожектора. Для проверки решили на следующий день обменяться сигналами. В условленную минуту далеко на горизонте мелькнула искорка. Она вспыхнула и погасла. Это папанинцы зажгли магний. На «Таймыре» было всеобщее ликование.

На другой день «Таймыр» очутился в полосе непроходимых льдов. В сорока милях к северо-востоку

от него форсировал тяжелые льды «Мурман». Несмотря на то что «Мурман» вышел значительно позднее «Таймыра», он нагнал его у кромки льдов, и теперь корабли шли почти на виду друг у друга.

Но тяжелые льды в равной степени препятствовали и «Таймыру» и «Мурману». Дальнейшее продвижение вперед зависело от тщательности ледовой разведки. Слово было за летчиками. Пятнадцатого февраля сплошные смерзшиеся льды преградили путь обоим кораблям. В этот день разведывательные полеты провели летчики Черевичный и Власов.

Со льдины возле «Мурмана», представлявшей неплохой аэродром, на «Ш-2» вылетел Черевичный. Пробыв в воздухе сорок пять минут, он вернулся обратно и опустился около судна. Состояние льдов, обследованных Черевичным, свидетельствовало о том, что в этом районе лагеря быть не может. Из последних сообщений Папанина было известно, что лагерь находится в районе пакового льда и больших нагромождений, а вокруг корабля лед был мелкобитый.

Через некоторое время Черевичный снова поднялся в воздух. Пройдя немного по направлению к лагерю, самолет попал в снегопад. Видимость резко ухудшилась. Летчик развернулся и пошел обратно. Но в это время на «Мурман» опустился туман.

Боясь налететь на корабль, Черевичный ушел в сторону, к берегам Гренландии, нашел там более или менее подходящую льдину и сел на нее, надеясь переждать непогоду.

К утру погода улучшилась. Приступили к запуску машин. Но не успели разжечь паяльную лампу и начать разогревание мотора, как вдруг лампа вспыхнула. Черевичный бросил ее в снег, накрыл чехлом и с трудом погасил пламя. Когда после этого он осмотрел лампу, обнаружилось, что лопнул ниппель. Лампа вышла из строя. Зная, что «Мурман» недалеко, летчик решил ждать помощи.

В тот же день, когда «Таймыр» разворачивался, идя на соединение с «Мурманом», пятиметровая льдина попала в винт и сломала две его лопасти. Корабль потерял управление и был теперь полностью предоставлен воле дрейфующих льдов. Почти целые сутки механики, водолазы и электросварщики устраняли эту серьезную аварию.

Все же трудный день был ознаменован большой радостью: вылетевший с «Таймыра» Власов обнаружил лагерь Папанина.

Вернувшись, Власов сообщил, что в лагере все в порядке; зимовка окружена пятимильным поясом пакового льда. Судя по наблюдениям летчика, корабли могли продвинуться дальше в западном направлении. Немедленно было отдано распоряжение итти вперед.

На следующий день с утра Власов приступил к поискам самолета Черевичного, не имевшего радио. Разбив район поисков на участки, он методически облетал каждый. На одной из льдин показалась черная точка. Это был самолет Черевичного. Через несколько минут Власов сделал посадку и предложил Черевичному лететь с ним. Но летчик отказался покинуть свой самолет. Власов убедил его в том, что это может задержать снятие зимовщиков, и только тогда летчик решил пожертвовать своим маленьким «Ш-2». Сняв все ценное, что находилось на самолете, он вместе с Власовым вернулся на «Мурман».

После этого Власов летал в течение четырех часов, указывая кораблям наиболее удобный путь для продвижения к лагерю. Метр за метром, преодолевая тяжелые льды, «Таймыр» и «Мурман» упорно пробивались вперед.

Восемнадцатого февраля с «Мурмана» увидели лагерь. В бинокль отчетливо различался флаг Союза ССР.

Ровно в полночь впереди заблестел огонек. Наступал момент, которого с таким нетерпением ждали команды обоих ледоколов. Взволнованные люди облепили борты кораблей, забрались на ванты. А там вдали, на высоком торосе, стояла четверка зимовщиков, размахивая факелами.

До лагеря оставалось не больше трех километров. Гудки «Таймыра» и «Мурмана» прорезали морозный воздух. Расцвеченные флагами пароходы приветствовали зимовщиков.

Первым к лагерю подошел «Мурман». Вслед за ним пришвартовался «Таймыр». Члены экспедиции по трапам спустились на лед. Двумя колоннами направились они к зимовке.

Навстречу им шла отважная четверка.

– Здравствуйте, братья родные!-сказал Иван Дмитриевич, и голос его дрогнул.

Здесь же, на льдине, состоялся митинг. Папанин взобрался на снежный холм и произнес короткую, взволнованную речь.

– Мы, четверка советских граждан, приветствуем два славных экипажа кораблей. Своим упорством и настойчивостью они еще раз показали всему миру, на что способен советский человек…

– Невольно задаешь вопрос: может ли советский человек где-нибудь пропасть? Забота нашей страны о людях показала, что нет. Мы были уверены в том, что, когда наступит время, за нами придут. И вот вы пришли.

В ответ выступавшему по необозримым просторам ледяных полей разнеслись приветственные возгласы.

После митинга моряки и зимовщики отправились в лагерь, где все уже было приготовлено к переброске на корабли.

Прежде чем радиоаппаратура была унесена на корабль, Кренкель передал рапорт партии и правительству о завершении работы станции «Северный полюс».

Когда все имущество было погружено на ледоколы, зимовщики молча простились со своим лагерем…

Вскоре «Мурман» и «Таймыр» отошли от кромки льдины. По снежной поверхности ледяного поля тянулись следы человеческих ног. На месте бывшей зимовки колыхалось красное знамя.

На обратном пути корабли встретились с ледоколом «Ермак». Папанинцы перешли на его борт.

Пятнадцатого марта «Ермак» пришвартовался к пристани Ленинградского порта.

Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров вступили на родную советскую землю.

За Родину

В июне 1941 года экипаж моего самолета получил ответственное задание – обследовать с воздуха Карское море. Вылетев из Москвы, мы через несколько дней совершили посадку на Енисее близ Игарки.