Путь на Грумант
Шрифт:
Как-то осенью вернулись на село после службы в армии пять парней. Встретились с уволенными в запас воинами члены правления колхоза, переговорили с их семьями. И четверо остались. Не потерян окончательно и пятый — поманило его море, уехал в Мурманск, на флот. Выдали ребятам подъемные, поставили на работу. Теперь на всех тоневых участках есть молодежь.
С первых же минут знакомства секретарь партбюро колхоза «Всходы коммунизма» Анатолий Федорович Брюховецкий с болью рассказал мне о судьбе варзугской церкви. Вот уже четвертое столетие стоит она на правом берегу реки, а простоит ли еще год-два — кто знает? Договорившись о встрече, наутро я первым подошел к ее крыльцу. Сторож Никита Григорьевич Рогозин, прикрыв за собой двери, не пустил незнакомца на порог. Мол, кто его знает, а я на службе. Зато потом можно было неторопливо всматриваться в стертые временем доски, лишь по рассказам старожилов восстанавливая краски икон. Обходя нагромождения поздних картин,
Не буду оригинален, если начну сейчас вспоминать далекое прошлое и плакаться в жилетку, пересказывать байки о самобытном словаре поморов и добротно рубленных северных избах. Все так. Но не этим живут нынче селяне. Красоты, экзотика — они для туристов, гостей. А мужиков и баб больше волнуют, например, сроки доставки в Варзугу бензина, без которого стоят зимой снегоходы, а летом приходится как сто лет назад на шестах поднимать вверх по реке лодки-плоскодонки…
В одном из походов по побережью моим проводником был опытный и удачливый охотник Антонин Павлинович Чунин. Однажды мы с ним вышли на заповедную речку Кицу — левый приток Варзуги. Остановились отдохнуть в скрытой от лишних глаз промысловой избушке. И мое внимание привлекла каменка, выложенная из плоских красноватых камней. Такая порода характерна для аметистовых жил, к ней крепятся друзы этого полудрагоценного камня.
На вопрос Антонин Павлинович ответил утвердительно — да, обычные камни через несколько лет трескаются, покрываются копотью, а эти всегда чисты и очень прочны.
— А где же сами аметисты? — полюбопытствовал я.
— Пришлось их сколоть. Нам эти безделушки ни к чему, а для каменки опасны: при нагревании светятся и выделяют какой-то ядовитый газ…
Не для красного словца рассказал я этот эпизод. С подобным месторождением аметистов (а их, кстати, на земном шаре лишь два — в Бразилии, и у нас, на Терском берегу) можно сравнить все южное побережье Кольского полуострова. Надо только суметь увидеть и понять красоту и ценность полудрагоценного камня, который в умело сделанной оправе станет украшением области. И не торопиться брать на хозяйственные нужды пустую породу, скалывая сиреневые друзы.
Варзуга — одно из самых многолюдных нынче сел побережья. Здесь я как-то гостил несколько дней в семье Поповых.
Хозяйка дома Капитолина Михайловна — пенсионерка, участница знаменитого Варзугского поморского хора. Народные певуньи — Попова среди них чуть ли не самая молодая — легки на подъем, с удовольствием ездят, когда приглашают, в областной и районный центры, а то и в Москву на ВДНХ. Но с годами слабеют голоса запевал, а подхватить песню некому. Одни и те же слова по-разному произносятся в городской квартире и на берегу реки-кормилицы. По-разному и песня поется. Для приезжих она как бесплатное приложение к командировке, этакая местная достопримечательность. Для других, может, даже не часть, а вся жизнь с ее радостями и бедами, молодостью и старостью, вечерними посиделками с подругами и тяжелым ежедневным трудом рыбачки.
Пацанкой вместе со стариками сидела Капитолина Михайловна в годы войны на тони, семью кормила. Потом вышла замуж, дети пошли. Выросли незаметно, поразъехались. Нынче рядом остался лишь младший — Геннадий.
Но не только от мизерных трудодней рвались люди в города.
Восстановление народного хозяйства, индустриализация страны — стройки и заводы нуждались в дополнительной рабочей силе. И она пришла из деревни.
Сегодня уже наметился и набирает ускорение обратный процесс — тяга людей из города в село, от комфорта и стрессов в обезлюдевшие, забытые деревни. Будь то в Сибири, в центре России, на Терском побережье. Но возвращаются младшие варзужане, отслужив в армии, в отчие дома, к
Конечно, вспоминать минувшее и критиковать день нынешний проще простого. И все же просчет кроется в том, что за принимаемыми планами и цифрами отчетов мы порой не видим тех, для кого берег — не тысячи гектаров сенокосных угодий и заповедные семужьи нерестилища, а кровная родная сторона, где есть и покосившиеся кресты родительских могил, и сегодняшние сельские новостройки.
Как щедрый хозяин, прижав буханку к груди, наделяет путника солидной краюхой свежего хлеба, так и полярный круг, не скупясь, отмахнул своим солнцеворотным лезвием Беломорское побережье Кольского полуострова. Терский берег — южный берег. Еще до мая ветер играюче пропихнет ледовые поля через беломорское Горло. А стоит ветру перемениться — и на глазах исчезнут искрящиеся на солнце километровые разводья чистой воды. Распрямляясь, ледовая пружина потеснит береговой припай, черными ропаками оставит на горизонте тихоходные суда.
В это время года в терских селах гостей мало. Знающие люди не испытывают больше судьбу, потопив уже однажды печь в колхозной гостинице. неделю-другую в ожидании лётной погоды. Любителям же экзотики делать нечего: одинокими погорельцами сторожат побережье живописные летом тоневые избушки. И кажется, что злой ветер выдул из них последнее воспоминание о человеческом тепле.
Мало кто, добираясь из, Тетрино в Чапому, не рассчитывает отдохнуть, обогреться чайком в доме Семена Семеновича Чеченина. Он до последнего времени был одним из трех, да и то «неофициальных» жителей Стрельны.
После революции интервенты сожгли старое село, но люди отстроились вновь, ближе к морю. Послевоенное экономическое развитие Терского района постепенно, но теперь уже навсегда, стерло Стрельну как населенный пункт с географических карт. Да, отдельное село может быть занесено в список неперспективных. Но в каких списках сохранить человеку святое чувство отчего крова?
В углу жилой части дома, у широкой русской печи с полатями закипает самовар. Семен Семенович ставит на стол кружки, сахар на блюдечке, тарелку с кисловатым самодельным белым хлебом. И разговор, как обычно в таких случаях, заходит о судьбе медленно умирающего села…
Дорогое, заветное острее чувствуешь издалека, в разлуке. Так получается нынче и с Терским берегом. Сейчас кажется, что встречался я там не с теми людьми, задавал им не те вопросы, забывал главное, порой жизненно необходимое. Хотя настоящий человек, как драгоценный камень, не нуждается в лакировке. На солнце так или иначе блеснет острая грань кристалла, осветив память неслучайными встречами, наполнив блокнотные записи живыми голосами попутчиков.
Говорят, что Терский берег надо пройти пешком. От села к селу, останавливаясь на ночлег на гостеприимных рыбацких тонях. Привыкнуть, вобрать в себя свет полярных ночей, когда солнце за каких-нибудь полчаса скатится по склону сопки с запада на восток, и, зацепившись за сосну, вскарабкается по ее ветвям и вновь заиграет чешуйками воды, превратив море в одну серебристую рыбину. «И радость, и горе помору — все от моря», — поговаривали в старину. Какое-то тревожное чувство остается после каждой встречи с берегом. И чем чаще, тем острее. Словно дали тебе прикоснуться к давно забытому, почти неосязаемому, что в детстве, давным-давно, хорошо знал и понимал. А с годами забыл, замутил… И, ломая породу, взрывая скалу, выгребают добытчики из кладовых мыса Корабль ободранные аметистовые щетки. А в то же время где-то на склоне Варзуги поднимет путник сиреневую гроздь кристаллов, удивится ее чистоте. И, оглянувшись вокруг, будто впервые увидит этот лес, открывшуюся за речным поворотом деревянную церквушку.
Родимая сторона. Заполярное Нечерноземье.
4. Мурманский берег
Из путевого блокнота:
«5 июля. Вечер.
Закончилась дневная вахта.
Мы с Дмитриевым в казенке.
„Птица счастья“ повернулась к югу и слегка раскачивается.
По курсу Дальние Зеленцы…»
На этом запись обрывается. Но мне, сегодняшнему, достаточно нескольких прыгающих строк из путевого блокнота, чтобы вспомнить и пересказать впечатления тех дней.