Путь на восток

Бочков Александр Петрович

Как всегда — прошли сквозь часовых, словно раскалённый нож сквозь теплое масло: работали пружинными арбалетами и ножами… У диверсионных групп теперь три бесшумных оружия сразу: пружинный арбалет для ближнего боя; арбалет-лук для среднего. И Вальтеры с глушителем для огневой мощи по множеству целей! Ну и у снайперов — СВТ с глушителем… Этого вполне хватит. У ударных групп — пружинники; Вальтеры и МП-40. У штурмовиков то же самое… Протащил через линию обороны свой взвод; он разбился на территории немцев на отделения и группы и ушёл по своим целям. В прореху пошла разведрота батальона; за ней — ударная рота. Последними пошли штурмовики: штурмовать пока нечего, а вот точек зачистки — вагон и маленькая тележка, то есть — много! Но всё же и первые роты проредили вражеские точки прилично. Единственное что не чистили — пулемётные доты: тут штурмовики мастера… Я ушёл в невидимость и понёсся к расположению казарм с мирно спящими солдатами и эсэсовцами. Подбежал; отдышался и ударил фронтом чёрной силы по зданию! Тёмное

облако растянулось в ширину и высоту и накатилось на казарму. Несколько секунд и пошёл откат: облако выскочило из здания и стремительно сжимаясь понеслось ко мне. Несколько мгновений и вернувшаяся ко мне сила улеглась в кирпичик силы. Расход — один к двум, а где и к трём: в минуса, конечно. А что делать? Может позже верну немного: не зря же я приказал — если немцы сдаются — брать в плен. Чем озадачил командиров: раньше приказ был другой — пленных не брать! Как обычно: после длительной напряжённой тишины ночная тишина нарушилась сначала выстрелом; затем двумя; скупой очередью а потом и заполошными выстрелами из винтовок, пистолетов и даже автоматов. Вот что радовало — не было слышно пулемётных очередей… У моих — пулемёты с глушителями (самое то для городского боя), а вражеским пулемётчикам не дают стрелять снайпера — уничтожают сразу, как обнаружат. А обнаружить их просто: у командиров все возможные цели нанесены на карты. Ну и бойцы тоже не зевают. Застучали 20мм пушки Бюссингов; заухали 50мм пушки танков T-III, ломая сопротивление тех, кто сумел укрыться до уничтожения… А я уже шустрил на железнодорожном мосту, спасая жизни штурмовиков, которые должны были бы штурмовать этот мост — не будь меня…

Прошёл, в невидимости, до дальнего от моста парного поста на железке. Обхват рта ближнего солдата; два мощных удара, пробивающих шинель: в почку и сердце. С проворотом ножа в ране — для надёжности и рывок ко второму. Ладонь на рот, гася крик и удары ножом. Оба готовы — валятся кулями на насыпь, а я уже несусь к пулемётному гнезду. Время стремительно понеслось для окружающих, а для меня оно замедлило свой бег! прыжок в пулемётное гнездо, вминая телом автоматчика и удары ножом в шею и сердце пулемётчика. Второй номер подождёт — он без оружия в руках, а пока вытащит пистолет из кобуры… Он умирает последним. Я выхожу из ускорения — энергию организм жрёт как пылесос! Зенитный расчёт — это уже семечки: уж они то точно ждут не диверсантов а самолёты противника. А тут возникаю я. Невидимый, естессно… Работаю ножом без ускорения: личного оружия у зенитчиков нет, кроме командира, а карабины… — составлены в аккуратную пирамиду. До них ещё дотянуться нужно. А командир — с пистолетом. Он и умирает первым…

Трушу неспешно, восстанавливаясь, к часовому на мосту; прохожу мимо него неслышно, вводя его — на всякий случай, в лёгкий транс на несколько секунд. Когда он придёт в себя — задумался о чём то…, я уже буду на другой стороне… там всё повторяется, с точностью до наоборот: зенитчики; пулемётчики; часовые дальнего поста… Возникаю в свете прожектора и машу рукой условный знак. Из леса, размытыми тенями друг за другом: сапёры расчистили только узкую полоску в минном поле вдоль опушки леса. Выбегают на насыпь и рассыпаются по заранее оговорённым целям. А они ещё остались: отдыхающая смена охраны и отдыхающие расчёты зенитных орудий: ни к чему бдеть всем, да ещё и ночью — по тревоге выскочат; займут места согласно штатного расписания. А пока — спать… Я «проникаю» в тело дежурного радиста: тот встаёт, выходит из комнаты — очень приспичило облегчится. Там и умирает, а у меня уходит ещё частичка силы… Ну и пусть — лишь бы бойцы были живы. А Сила… — восполним — есть у меня намётки на этот счёт! Всё — здесь я своё дело сделал — меня ждёт новый мост и новые враги. И расслабляться нельзя: вариант «сумасшедшей бабули», то есть непредсказуемые; нелогичные действия кого либо могут перечеркнуть и успех операции и мою жизнь!

К утру, как обычно — город был захвачен. Поднимался столбами кое где в небо чёрный, жирный, вонючий дым: то догорали и обугливались в пламени пожара те, кто решил: от Лесных Призраков можно спрятаться за толстыми стенами! Наивные немецкие юноши и мужчины! Шквальный автоматный; пулемётный и пушечный огонь не давал высунуться в окно, заставляя трясущееся тело искать убежище от смертоносного металла, а в это время штурмовики по «мёртвой» зоне обстрела подбегали к окнам и швыряли туда бутылки с самодельным напалмом, что не хуже настоящего! А дальше вспыхнувший в комнатах огонь делал своё жуткое огненное дело! Выскакивающие из окон и дверей живые огненные факелы пристреливали — из жалости. А как вы хотели гансы — почувствуйте на своей шкуре каково было бойцам и командирам дотов, которых вы выкуривали огнём из огнемётов! Не зря говорят на востоке: Стрела, пущенная тобой, обогнёт земной шар и воткнётся тебе в спину! Вот она стрела — уже обогнула и уже воткнулась! Не всем, пока, но остальное — дело времени. Близкого времени… Лучше умрите сами!

Лагерей для военнопленных в Могилеве четыре. Это странно: в Орше, которая ближе к Смоленскому котлу — один, а здесь четыре… Заморачиваться на этот счёт не стал — распределение в лагерях пошло по отработанной схеме: остающиеся; желающие податься куда глаза глядят — подальше от войны; имеющие родственников поблизости или в городе; желающие

служить в Красной Армии и последние — желающие служить у меня… Вторую категорию не понимаю: война всё равно придёт к ним или в образе немецкого солдата или в образе советского, а худшее — представителя НКВД. Ну да бог им судья, а может и я: решу чуть позднее. В четырёх лагерях — около 25 тысяч наших пленных. Думаю было бы больше, но нашлись желающие поработать на немцев: не за страх, так за еду. Или по зову сердца… Многие; многие обижены на Советскую власть и никто ведь им не объяснит, что это не советская власть виновата в их мучениях и потерях, а свора иудеев, совершивших переворот; прорвавшихся к власти и сделавших всё, чтобы эту власть удержать! А помощниками у них — отбросы общества или обманутые идеалисты, искренне верящие в лозунги, которыми иудеи и перетянули на свою сторону большую часть жителей царской России. А Сталин? А что Сталин… Короля делает его свита… Есть у Андерсена сказка в тему — Голый король…Там портной из воздуха сшил королю, якобы, шикарный наряд. И стал убеждать его как этот наряд красив! А король, чтобы не показаться идиотом — придворные во всю хвалили его «наряд», притворился, что этот наряд ему нравится. И вышел в нём в народ… Там тоже поддержали придворных, не желая выглядеть дураками. И только мальчик неразумный выкрикнул: А король то голый! Так и со Сталиным: свита из иудеев создала вокруг него видимость. Мираж, в который поверил Вождь. Он же не султан Гаруд ибн Рашид, переодевающийся простолюдином и гуляющий вечером по городу и слушающий отзывы о своём правлении. Сталин — даже если бы и захотел — не смог бы это сделать. Физически! Да и Москва… Столица всегда была прибежищем всякого рода богемы — в просторечии дармоедов и бездельников. Они хоть и поругивали Сталина, но всегда становились на его сторону. А остальная часть? Да провались она пропадом — лишь бы мне было хорошо! Вот такие и давили рабочих; крестьян; интеллигенцию; военных: чем больше выдавлю из них, тем больше достанется мне! А я… А я постараюсь стать тем мальчиком, который крикнул: А король то голый! Только мне такое кричать — лучше застрелиться! Я лучше шепну это на ушко Вождю, или скажу ему это. Наедине. Может он поймёт? Хотя думаю — и сейчас понимает…

А с «отказниками», «нежеланцами» и особенно «идейными» надо что то делать: оставлять их немцам дальше — плодить пособников… Пока они останутся в лагерях под присмотром, а дальше… — решу… А в праве ли ты решать их судьбу? — возник у меня в голове вопрос гуманиста… А оставлять будущих полицаев; карателей; добровольных помощников Великого рейха я в праве? Каждый добавленный на сторону Германии — это минус со стороны СССР! Причём очень важный минус, когда счёт идёт на десятки; сотни, а где то и тысячи жизней! Думаю я вправе! Так что заткнись со своим гуманизмом! Надо выиграть войну. Любой ценой! Но не такой как у Жукова! И вновь потянулись эшелоны в Оршу и Осиповичи. В Оршу — для Минска, а в Осиповичи — для Недвигина в Барановичи. С желающими послужить Родине и с продовольствием; оружием; боеприпасами; техникой… Ну прямо Америка какая: ленд-лиз, мать его за ногу, только полностью бесплатный а не как у американцев — за деньги… И ведь никакой благодарности от них не дождёшься!

— Ты что творишь товарищ майор! — раздался в динамике рации голос генерал-лейтенанта при очередном сеансе связи. Я даже подзавис на несколько секунд от растерянности…

— Добро творю товарищ генерал! — нашёлся наконец.

— Да в гробу, в белых тапках видал я твое добро! — не унимался генерал. Крутнул в мозгу — что такого не так? Дошло — ухмыльнулся…

— Не вижу поводов для претензий товарищ генерал! — возмутился — надеюсь искренне — эшелоны к вам шлю регулярно: с оружием, продовольствием; боеприпасами; техникой; людьми…

— За это тебе, конечно спасибо… — подобрел генерал, но снова закипел, ка чайник — а на хрена ты мне прислал столько политработников? Они только жрут, да требуют должностей по их профилю! А где я им столько должностей найду?!

— И за такую мелочь вы мне выволочку устраиваете? Сами что ли такую мелочь решить не можете?! Вот обижусь на вас и перестану посылать эшелоны — особенно с едой!

— Да ты и так нас деликатесами не балуешь… — проворчал генерал…

— Так пойдите и возьмите чего ваша душа пожелает! — возмутился я — что вам мешает это сделать, как нам…

— Умный, да?! — хмыкнул на той стороне связи генерал — немцы мешают, да то, что у меня командирами и штабистами называется…

— Экий вы непатриотичный товарищ генерал! — откровенно прикалывался я — не верите вы в возможности ваших подчинённых. А может быть у вас таланта нет разбудить в них эти дремлющие силы?

— Невозможно собрать урожай там, где выросла только сорная трава — выдал глубокую мысль генерал. — И ты мне зубы не заговаривай — у меня другая напасть! Что мне делать с этими дармоедами?

— Да ну — товарищ генерал! Вот ни в жизнь не поверю, что вам не пришла в голову мысль собрать их всех в один коммунистический батальон и отправить к Недвигину в Барановичи. А он их пристроит на передовую, тем более что там скоро станет жарко — очень жарко! Вот пусть и покажут, что они не только на словах герои но и в бою тоже! А несогласных — по закону военного времени! Просто вы решили посоветоваться со мной, как с ветераном военных действий. Успешных действий! И услышали подтверждение правильности ваших мыслей…