Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
На мостике передового крейсера, старого бойца типа «Мститель» под названием «Терзатель», оркестратор и консул легиона Азаэль Коненос удобнее устроился на капитанском троне и изучил руны-метки приближающихся объектов. Шум и голоса окружающих сливались для него в неразборчивое приглушенное бормотание. Слуховые органы легионера срослись вместе, сплавились, исказились и теперь выступали из шеи, накрывая лопатки. Новые уши Азаэля улавливали звуки намного более широкого диапазона, но ценой ухудшенного восприятия на обычных частотах.
— Подтвердите, — произнес Коненос; его тон отдавал металлом, причиной чему были скрученные трубки в гортани, вставленные
— Богатая добыча, — отозвался вексиллярий консула, Галиан Эрато,[5] который стоял в паре шагов от трона и внимательно изучал ряды инфоэкранов в бронзовой оправе.
Знаменосец был прекрасен, даже по меркам славившегося красотой легиона, — высокий, стройный, с золотистой кожей и белыми, словно кость, волосами. После зачистки Галлад-Тогата он завел привычку вставлять в собственную плоть витки черной пыточной проволоки. Теперь швы, что пересекали щеки и лоб воина, то и дело вспыхивали тускло-красным светом случайных болевых импульсов.
Все остальные создания на мостике, будь то легионеры или сотни людей-слуг и сервиторов Детей Императора, также подверглись улучшениям. Их кожа, сморщенная и разорванная, была туго скручена или растянута на штифтах, нарумянена, выдублена, ободрана и украшена омытыми кровью самоцветами. Монотонный гул главных двигателей пронзали ритуальные крики с нижних палуб, знаменующие переход корабля из эмпиреев.
Эрато включил гололитовый модуль в передней части мостика, желая сопоставить его данные с непрерывным бормотанием «грезящих звездами» — закованных в цепи астропатов.
— Донесение с «Сюзерена», — доложил вексиллярий. — Они определили цели и заходят для атаки. Велел им остановиться, но «Сюзерен» продолжает движение.
— Разумеется, — пробормотал Коненос. — Что еще?
Галиан дернул губами, потревожив швы в уголке рта:
— Три неизвестных соединения быстро сближаются с конвоем «Мемноса».
Консул откинулся на спинку трона. Фронт операций Третьего легиона безнадежно растянулся, превратившись в гигантскую дугу на плоскости Галактики от Тараса до Морокса. Доставка припасов стала нерегулярной из-за потерь грузовых судов как в варпе, так и от контрударов разрозненных частей легионов-лоялистов, которые еще пытались оборонять съеживающиеся границы их Империума. Конвои неповоротливых транспортов постоянно становились целями атак — налетчики уничтожали или грабили корабли, замедляя тем самым упорное наступление на Тронный мир. Для борьбы с ними приходилось оттягивать боевые части с передовой.
Нападающие могли оказаться кем угодно. Выжившими из легионов, разбитых на Исстване. Солдатами невероятно огромной Имперской Армии, в которой даже после четырех с лишним лет безжалостного истребления оставались триллионы бойцов. Даже ксеносами, хотя этих вырожденцев передушили почти целиком.
— Значит, он, — все же сказал Коненос.
— Верно, — согласился Эрато.
Джагатай. Бессчетные годы на Белых Шрамов не обращали внимания, лишь мимоходом упоминая их в реляциях о великих победах. Но теперь вся мощь Ультрамара была скована Гибельным штормом, расколовшим Галактику, а преторианцы Дорна безвылазно сторожили крепости своего господина. Только игнорируемый всеми Пятый легион сохранил достаточно сил, чтобы угрожать главному наступлению магистра войны.
— Проанализировал шаблон атаки? — спросил консул.
Галиан кивнул:
— Да, но…
— Их цель — не конвой.
Соглашаясь, знаменосец чуть склонил голову, и Азаэля отвлекли узоры проволоки на золотистой коже. Коненос видел, как он разрывает неприятелей на куски одними лишь акустическими волнами, и подобные убийства в вихрях божественно чистого звука казались консулу произведениями искусства.
— Сначала они ударят туда, — сказал Эрато, не сводя нежных глаз с гололита. — Нападут на конвой, но только чтобы выманить нас. Попытаются стянуть флот плотнее, увести от истинной цели атаки.
— И где же она находится?
Вексиллярий улыбнулся:
— Здесь сотня космолетов, оркестратор. Хотите, чтобы я наугад выбрал один?
— Это прояснится позже. Ястреб начинает повторяться в своих трюках. Передай на «Сюзерен», что к их позиции направлено три эсминца. Если хотят спасать конвой — пожалуйста, но больше подкреплений они не получат, пока мы не раскроем замысел врага.
Эрато поклонился.
— А потом сообщим… ему?
Коненос поднялся с трона, чувствуя, как сдвигаются зазубренные гвозди, вставленные им под каждое ребро сросшейся грудной клетки.
— Сообщим сейчас, — ответил он. — Никогда не заставляй Рассеченную Душу ждать.
Корабль, называвшийся «Гордым сердцем», некогда по праву заслуживал свое имя. Его командир всегда старался поддерживать репутацию, ставшую основанием для такого прозвища — даже после смерти, которая оказалась не таким уж серьезным препятствием для продолжения службы.
Но звездолет изменился так же значительно, как и остальные боевые корабли Третьего легиона, и теперь его борта переливались разноцветьем, словно лужа горючего. Громадный корпус этого великана типа «Диктатус», несомого сквозь пустоту древними двигательными топками, усеивали орудия с серебряными пастями. Его позолоченную броню до сих покрывали шрамы, заработанные в сотне кампаний: на Джовиане, Апт вар Аптионе, в Далинитской туманности, на Лаэране, Убийце, Исстване III и Исстване V.
Прежде целые армии пустотных дронов после каждого боя счищали бы следы плазменных ожогов и попаданий твердотельных снарядов. Ныне старые отметины, напротив, сохраняли и даже выделяли — бригады крепостных ремесленников вплетали их в бескрайний металлический гобелен, посвященный долгой войне.
Глубоко под обшивкой «Гордого сердца» по коридорам разносились неслыханные раньше звуки. Из недр космолета непрерывно вздымались лихорадочные вопли, фильтруемые и направляемые по транзитным колодцам на самые верхние уровни корабля. Любой визг обрабатывали и воспроизводили комплексы акустических систем, так что стены содрогались от какофонии, наполненной отборным страданием. Нетронутые потеки крови темнели на зеркальных панелях в сиянии парящих ламп из бумаги, проволоки и жемчуга. Здесь ничего не счищали, сохраняли все и освещали каждую мелочь.
В прошлом «Гордое сердце» не отличался от других боевых кораблей Империума. На нем поддерживался суточный цикл, стандартный для родной планеты легиона, и в огромном космическом городе поочередно светало и темнело. Теперь же блеск люменов никогда не тускнел, как не ослабевал и шум вечного дня. Прислужникам сшивали веки и отрезали уши, чтобы ослепительное и оглушительное великолепие не свело людей с ума. Многие, впрочем, все равно утрачивали рассудок, и их заменяли выращенными в баках клонами, еще на эмбриональной стадии перестроенными для жизни в условиях непрерывного грохота, чрезмерной пышности и ужаса.