Путь обмана
Шрифт:
Бодро помахав рукой, Макс ушел, но Лео его веселость показалась наигранной. Видимо, ее надежды на примирение супругов не оправдались. Лео пыталась понять, что на самом деле происходит между Максом и Элли. С чего бы это сестра превратилась в ревнивую ведьму? Лео села за стол.
– Элли, что происходит? Знаю, ты думаешь, будто у Макса роман с учительницей физкультуры, но дело же не только в этом, правда? Вздрагиваешь каждый раз, когда звонит телефон. Такое чувство, будто собственной тени боишься. Это имеет какое-то отношение к ночи с пятницы на субботу? Ты ведь так
Элли со звоном опустила тарелки на столешницу, вилки, ложки и ножи посыпались на пол. Элли тихонько выругалась и ответила, не поворачиваясь к сестре:
– В ночь с пятницы на субботу ничего особенного не случилось. Я же тебе сказала.
– Тогда почему ты не хочешь, чтобы о твоей поездке узнал Макс? – спросила Лео.
Элли резко развернулась:
– Даже заикаться об этом не смей. И вообще, не твое дело. Оставь меня в покое.
Элли наклонилась, подняла столовые приборы и принялась засовывать их в посудомоечную машину. Но Лео сдаваться не собиралась:
– Да что с вами такое? Оба прямо на себя не похожи! Ты с чего-то взяла, будто Макс хочет уйти от тебя к Аланне, но почему бы не спросить самого Макса? Хочешь, я с ним поговорю?
Элли вцепилась в край раковины, и даже из-за стола Лео заметила, как побелели костяшки ее пальцев. Спина Элли была напряжена, голос звучал сдавленно, будто она едва открывала рот.
– Для меня самое главное – брак и дети, и никто не разрушит мою семью. Никто. Не допущу, чтобы со мной случилось то же, что и с мамой. Папа ушел из-за нее, она сама оттолкнула мужа, но я не повторю этой ошибки. Наши трудности временные, все непременно уляжется. Не собираюсь ворошить улей и устраивать Максу допрос, и ты не смей. Поняла?
Элли так и стояла спиной, но Лео чувствовала, что пора перевести разговор на другую тему.
– Хорошо, хорошо. Но тебе не кажется, что пора отказаться от иллюзий по поводу отца и вернуться с небес на землю?
– Лео, не «отец», а «папа». Ну почему ты не можешь звать его папой? – ответила на это Элли.
– До десяти лет могла, а теперь – нет. Он мне больше не папа. «Отец» – это просто биологический факт, а «папа» – выражение любви и нежности, которое еще надо заслужить.
– Тебе никто не говорил, что иногда ты бываешь жуткой занудой?
Элли включила кран и принялась наполнять миску водой. Момент был выбран как будто нарочно, чтобы заглушить голос Лео.
Лео понимала, что в этой ситуации лучше было бы промолчать, но остановиться уже не могла.
– Когда же ты наконец снимешь розовые очки и осознаешь, что он никогда не вернется? Нездоровые какие-то фантазии. Не понимаю, как ты можешь всерьез на это рассчитывать! А почему ты мечтаешь о его возвращении – вообще выше моего понимания!
Элли резко развернулась и прислонилась к раковине, скрестив руки на груди.
– Я просто хочу узнать, что произошло. Что же тут странного? Только что был здесь, и вдруг исчез. Ни объяснений, ни прощания! Если папа жив, по крайней мере, он без проблем сумеет меня разыскать.
– Если бы он действительно хотел тебя найти, давно бы это сделал и твоя мать ему бы не помешала. Посмотри правде в глаза, Элли, так будет правильнее. Он не вернется. – Лео старалась говорить ровным тоном. Криками делу не поможешь.
– А ты, значит, совсем не огорчилась, когда папа ушел? – спросила Элли.
– Нет, – честно ответила Лео.
– Ну почему тебе вечно надо строить из себя самую уравновешенную и здравомыслящую? Знаешь, как это бесит? Не дай бог кто-то заподозрит, что ты способна испытывать чувства!
Элли отвернулась и принялась греметь кастрюлями. Не в ее привычке было высказываться так резко. Лео знала, что сейчас самое время сменить тему. Но она и так всю неделю уходила от важных разговоров.
– Послушай, я знаю, сколько боли тебе причинил его уход. Мы ведь с тобой жили под одной крышей, и я все видела. Обещаю, я постараюсь узнать, куда он подевался, но не уверена, что эту историю стоит ворошить. По-моему, самое время просто начать жить дальше. Займись своими делами, разберись с насущными проблемами…
Лео внимательно наблюдала за сестрой. Удивительно, сколько поза может сказать о мыслях и настроении человека. Наконец Элли повернулась к ней, и даже Лео была ошеломлена, когда увидела, каким гневом пылают ее глаза.
– Хватит учить меня жить! Наверное, тебя это удивит, проницательная ты моя, но об отце, как ты его называешь, я сейчас думаю меньше всего! Есть проблемы и посерьезнее. – Элли невесело рассмеялась. – По-твоему, хотеть внести хоть какую-то ясность в ситуацию – это непростительная глупость? А вот я считаю, что тебе давно пора вспомнить фразу «Врач, исцели себя сам»! Да, у меня свои заморочки, которые тебе кажутся нелепыми, но ты, между прочим, сама хороша! Не позволять, чтобы люди до тебя дотрагивались, – это нормально?
У Лео защипало глаза. Черт возьми. Нельзя плакать. Она же никогда не плачет. Элли охнула и закусила нижнюю губу. Ярость отступила, и плечи ее поникли.
– Ой, Лео, прости. Как у меня только язык повернулся такое сказать? Мне очень жаль, я знаю, ты ничего не можешь с собой поделать. Больше всего хочется подойти и обнять тебя, но понимаю – тебе это удовольствия не доставит.
На этот раз объятия бы не помешали, подумала Лео. Но вслух этого сказать не решилась, иначе могла не выдержать и разреветься.
Элли часто говорила о «бесчувственности» Лео, еще когда обе были детьми. Собственно, тогда-то чаще всего, но подобных перебранок у них не случалось. Обычно Элли входила в положение сестры. Но иногда Элли хотелось более живого отклика. Она нуждалась в теплоте, и Лео жалела, что не в состоянии ее дать. А сейчас ей бы самой не помешало чье-то участие.
Снова надев маску рационального лайф-коуча, Лео опять перевела разговор на проблемы сестры:
– Давай, Элли, присядь. Заварю кофе, а ты все расскажешь. Тебе необходимо выговориться – как следует, а не просто выкрикнуть пару фраз и выбежать за дверь. Обещаю, ни слова не скажу Максу, но понимаю, что дело действительно серьезное. Никогда вас такими не видела.