Путь одиночки
Шрифт:
Ненависти не было, навалились усталость и сожаление.
Наконец прибыли на место. Рассмотреть место девушка не успела — ее поволокли к распахнутым дверям ангара. То ли большой склад, то ли цех завода… Вокруг были еще какие-то строения, приспособления для разгрузки, техника. Напоследок Влада взглянула в небо, чтобы попрощаться с синевой, но вверху клубились тучи, и хлопья снега падали на лицо, плечи, куртки сопровождающих. Невероятно красивые огромные снежинки.
В здании воняло химикатами. За стеной монотонно гудел мотор. Слабо освещенный коридор, по которому шли, напоминал черный ход, все двери были закрыты.
Владу повели в подвал. Открыли кодовый замок, и взгляду предстало просторное помещение, залитое голубоватым светом люминесцентных ламп. Химией завоняло отчетливее, добавился запах гнили и застоявшегося болота. Вдоль светлых мешков громоздились черные ящики непонятного назначения, полки были завалены коробками и контейнерами, какие используют для хранения желез. В шкафу за стеклом стояли колбы с плавающими в формалине фрагментами тканей, человеческих или нечеловеческих — непонятно, и целыми железами. Железы по форме напоминали мозг, шар с бороздами и выпуклостями, и каждая служила источником крошечной, микроскопической порции биотина.
В самом конце склада виднелись решетки трех клеток, разделенных глухими железными перегородками. Две клетки пустовали, а в крайней слева свернулся калачиком голый подросток. Когда в замочной скважине с лязгом провернулся ключ, пацан вскинулся и повернулся на звук. Влада вскрикнула, шарахнулась в сторону — это был не человек, — но блондин удержал ее, втолкнул в клетку и запер.
— Ра, ра, ра… ма, мо, мо, — бормотало существо и трясло прутья клетки.
Влада больше его не видела, но запомнила отчетливо: вытянутый череп, лишенные ресниц красноватые глаза, беззубая щель рта, дистрофичные, не по-человечески длинные руки и ноги коленками назад. Хамелеон, отведавший человечины. Антропоморф. Больше всего он напоминал упыря с картинки, да еще и звуки эти…
— Да, да, да, мо-ма-ра-ау, — зачастил хамелеон, и Владе показалось, что он не просто повторяет слоги — просит, канючит.
Прелестная компания, ничего не скажешь. Даже руки не освободили, сволочи. Ни стула тебе, ни кровати — бетонный пол, железные стены. Влада в отчаянии пнула решетку, обошла клетку, снова ударила по прутьям. Еще раз, и еще — без толку. Надо было бежать, пока не заперли. Теперь точно всё, конец.
Хамелеон с лязгом раскачивал свою клетку. Звенела люминесцентная лампа. Иногда хлопали двери, сотрудники то ли завода, то ли лаборатории бродили по складу. Помещение было огромным, и Влада не видела, кто там, но кричала, звала — на нее не обращали внимания.
Вечером (а может, не вечером, ведь здесь не было окон) пришел незнакомый мужчина. Среднего роста, седоватый, гладко выбритый, совершенно не запоминающийся. Если бы не подчеркнуто дорогая одежда, перстень и часы, Влада не вспомнила бы через день-другой ни эти водянистые глаза, ни усредненно правильные нос и губы. Воинствующая серость, дорвавшаяся до власти.
Девушка подошла к решетке, а гость скрестил руки на груди и улыбнулся:
— Привет, Владислава… — Он взял паузу, надеясь, что ему ответят, но пленница молчала, смотрела пристально. — Не волнуйся, скоро тебя отсюда выпустят.
«На тот свет», — подумала Влада и не проронила ни звука.
— Недавно
«Если промолчу, отец подумает, что этот, как его… Ротмистров блефует, и не приедет. Пусть хотя бы он живет».
— Не хочешь? — Ротмистров повертел в руках телефон. — Ну и не надо. Он и так сюда придет, наивный человек.
Влада молчала. «Не дождешься ты от меня, дрянь серая, ни звука, ни просьбы».
— Тебе что-нибудь нужно? — поинтересовался Ротмистров после непродолжительной паузы, и тогда она не выдержала:
— От тебя — ничего. Никакие деньги тебе не помогут, человеком не сделают. Был червяком, червяком и сдохнешь, а мне от червяков не надо ничего.
Под напускным самодовольством Ротмистрова полыхнула ярость, глаза блеснули.
В точку! Влада отвернулась и встала посреди клетки. Пульс от злости участился, кровь пульсировала в висках, заглушая завывания хамелеона. Если не можешь дотянуться до рожи, бей по больным местам, запрятанным в тайники души. Она без труда узнавала бывших шестерок, вечно гонимых — не «альф», а «омег», которым всякими правдами и неправдами удалось выбраться наверх. Над ними издевались одноклассники, их гнобили отцы, старшие братья, начальники, презирали и бросали женщины. Обретая власть, бывшие шестерки начинают мстить всему миру. Ротмистров напоминал шестерку, побившую туза.
«Не оборачиваться, не реагировать. Не видеть его рожу!»
Когда Влада успокоилась, Ротмистров уже удалился.
«Значит, отец позвонил ему. Черт! Добрый, наивный папа, что же ты наделал! Подписал смертный приговор и себе, и дочери!» Прислонившись к решетке, Влада села и уткнулась лицом в колени.
Через некоторое время за ней пришли два незнакомых, стриженных под машинку парня. Отперли клетку, схватили девушку под руки и поволокли к выходу.
В соседней клетке бесновался хамелеон, похожий на упыря. Влада безумно ему завидовала: пусть за решеткой, пусть такой уродливый, он будет жить, а в ее песочных часах осталось жизни на несколько десятков минут.
На стадионе было холодно. Ветер гулял по футбольному полю, забирался под одежду, с серого неба сыпала ледяная крошка. Под ногами лежала пожухлая, прихваченная первым морозцем трава.
«Лужники», когда-то главная спортивная арена столицы, уже давно превратились в заброшенную руину — гигантский котлован, где обитали немногочисленные бомжи, цыгане и дельцы черного рынка. Футбольное поле заросло сорняками по колено, под трибунами развернулся стихийный базар, а ВИП-ложи облюбовали местные банды.
Лучшего места для встречи и желать было нельзя.
Первым шел Фидель. Он держал руки в карманах анорака, и по осанке его, по сутулости, по нервному подергиванию плечами даже новичку было понятно, что в карманах у него оружие и Фиделю не терпится пустить его в ход.
Следом двигался Данила Астрахан. У него руки были скованы за спиной — и не какими-то пластиковыми наручниками-стяжками, которые при наличии физической силы можно просто разорвать, как следует стукнув связанными руками о собственное тело, а старыми добрыми металлическими браслетами, застегнутыми, согласно полицейской инструкции, замочными скважинами кверху во избежание киношных фокусов с отмычками, канцелярскими скрепками и прочей ерундой.