Путь падшего
Шрифт:
По затравленному, полному слёз взгляду Реоа угадывалось, что её подмывало сказать, что нет наказания за неподобающее поведение перед низкими. Что она пойдёт к моему старшему и потребует справедливости. За ложную запись в знак воинской принадлежности мне самому напихают порицаний.
Я ожидал, что именно это Реоа и сделает.
Но я отстал от жизни. Раньше госпожа Ронгоа несла службу с иронией, мол, надо же что-то делать, раз я целительница в отряде глупых и невежественных воинов. Теперь она боялась изгнания из отряда! Нынешняя Реоа возмущённо пищала и бибикала, как
Она поклонилась, сложив руки по швам, и смиренно сказала:
— Тебе лучше знать, за что порицать, а за что хвалить, о, самый старший.
Из-за такого числа сильных порицаний Реоа скатилась на двадцать третье место в отряде. Ниже неё был только Амак Саран.
? ? ?
Безнадёжно испорченный день перешёл в полную надежд ночь.
Брадобрейским ножиком, с тонким лезвием из небесного стекла, я побрил шею и щёки, оставив короткую бородку. Надел сандалии и закрепил их шнуровку двумя золотыми бляхами с иероглифом «ДИВИЯ». Это совершенно неоригинальное украшение, но другой бижутерии я не взял. Надел единственную гражданскую одежду, которую взял в Портовый Город — серую тунику, отделанную голубым, в цвета рода Патунга, кантом. Эх, надо было прихватить все мои дорогие халаты. Особенно тот, чёрный, с золотыми узорами. По словам моей жены, Нау Саран, я выглядел в этом халате неотразимо.
Одеваясь, я гнал прочь мысль о нелепости надежды соблазнить девушку, владевшей озарением соблазнения. Так же старался не думать о супружеской измене. Удивительно, как легко мужчины придумывают возвышенные объяснения своей похоти: я убедил свою совесть, что между мною и Саной теплилась старая любовь, оправдывающая измену. И вообще это даже не имена, а суровые будни воинской жизни. И вообще, в Дивии разрешено многожёнство. Правда, существовало и наказание за измену законной супруге. Но всё равно…
Потом я дождался, когда все воздыхатели Саны отошли от дверей её комнаты, навалив там кучу новых ларцов дружественных даров.
Я взял свой главный дар — кувшин крепкого портового вина — и спрятал его под полу туники. В таком виде, с рукой, просунутой куда-то в область паха, я постучался к Сане.
Она открыла нехотя. Я молча вынул из-под полы кувшин вина.
— Это мне? — спросила она.
Я кивнул и сделал шаг в комнату. Сана проворно выхватила из моих рук кувшин и захлопнула тяжёлую деревянную дверь перед моим лицом.
— Спасибо, Самиран, — услышал я. — Я ценю твою заботу.
— Но я думал…
— Ты всё хорошо придумал, — продолжил голос Саны, отдаляясь. — Мне всегда было трудно покупать запретное.
— Но я хотел…
— Я знаю, чего ты хотел. Уходи.
— Но я просто хотел поговорить о старых добрых временах, когда я и ты…
— Я слышала, что твоя супруга — грязерожденная с ветролома. Но и она не должна жить с предателем.
Моя надежда на любовное приключение с Саной разбилась так быстро, что я не успел расстроиться.
Я
«Ничего, — рассудил я. — Можно и потерпеть. Можно воздержаться. Просто надо взять себя в руки… Впрочем, нет. В руки себя брать не надо».
О, Создатели, как же хочется во дворец Ач-Чи!
Размышляя, я почему-то оказался не у двери своей комнаты, а у покоев Реоа. Поддавшись необдуманному порыву, постучал.
Целительница открыла сразу, будто стояла под дверью. На лице её я не заметил ни надежды, ни радости от моего появления. Не было на нём и следов слёз, которые должны быть из-за её постоянно меняющегося настроения.
— Опять ты? — резко пропищала она.
— Я это, я тут подумал…
— Хочешь меня ещё раз наказать?
— Да. То есть — нет. Я хотел поговорить о старых добрых временах, когда ты и я…
— Знаю я, чего ты хотел. Иди дальше.
И Реоа с лёгкостью закрыла тяжёлую трёхметровую дверь покоев. Будто применила «Тяжёлый Удар». Или будто ей кто-то помог.
Я приложил ухо к дверной щели. Прислушался — кто мог быть с Реоа? Сначала я услышал шорох, потом резкий писк — через щель целительница прокричала в моё ухо:
— Я всё вижу, Самиран. Уходи.
Я отскочил от двери. Потирая оглохшее ухо, пошёл по коридору. Будто решил проверить охрану дворца. В конце коридора должен стоять ночной дозорный. Кто дозорный этой ночью?
«Пендек», — напомнил Внутренний Голос.
Но Пендека на посту нет. Неужели… Не может быть! Реоа не могла настолько измениться. Она отказывалась даже стоять рядом с грязерожденным. Уж тем более не будет с ним возлежать!
Скорее всего, Пендек покинул пост, чтобы поглазеть на статуи полуголой Морской Матушки. Ещё в первые дни нашего пребывания в Портовом Городе я заметил у Пендека интерес к религии сиабхи. Ради этого он ходил со мной и Реоа в Мир Вещей, надеясь узнать больше о богине.
Правда, теперь я подумал, что ходил он с нами вовсе не из-за Матушки.
? ? ?
Я ожидал найти Пендека в зале со священными изваяниями богов сиабхи. Но обнаружил только Инара. Сложив руки на груди, он стоял напротив статуи Морской Матушки и мрачно смотрел на её каменные сиськи, накрытые золотыми раковинами.
— Любуешься? — спросил я.
— Хочу понять, самый старший, зачем низкие поклоняются столь отвратительному существу?
Я тоже мог бы спросить: зачем дивианцы поклоняются Двенадцати Тысячам Создателей, правда о существовании которых менялась с каждой новой религией?
— Глупцы, наверное?
— Это понятно, что глупцы, — с досадой ответил Инар. — Но даже глупцы знают, что опасно поклоняться выдуманной богине, когда перед ними ходят настоящие боги.
— Ты о высших людях?
— Наш гнев способен убить их всех. Наша милость способна осчастливить их. Но вместо наших изваяний, как это принято у ач-чийцев и других народов низа, портовые возводят идолы отвратительной каракатице и какому-то земляному червю.
— Подземный Батюшка, — поправил я.
— Да какая разница.