Путь Пилигрима
Шрифт:
Итак, он должен жестко контролировать себя и продолжать хладнокровно прокладывать себе путь среди окружающих его рифов алаагского образа жизни. Он в состоянии сделать что-то для собственной безопасности.
Прежде всего, представ перед Лит Ахном, он вынужден будет дать объяснения по поводу двух только что совершенных в Милане преступлений. Необходимо оправдать свою ложь Лаа Эхону о собственной ценности; еще большая опасность заключается в том, что он помог Марии бежать. На мгновение при мысли о ней вернулась невыразимая тоска. Если бы выпал случай узнать ее… Он заставил себя вернуться к неотложным проблемам.
Это было, по понятиям алаагов, самое опасное из двух преступлений, только что совершенных им,- преступлений с точки зрения алаагов. Меньшее преступление - ложь Лаа Эхону по поводу оценки его качеств Лит Ахном - с большей вероятностью выйдет на свет.
Корабль, на борту которого находился Шейн, был уже у места посадки.
Лживый зверь, в глазах алаагов,- ненадежный зверь и поэтому должен быть уничтожен. Ему придется каким-то образом объяснить сделанное Лаа Эхону заявление - но в данный момент он не имел представления, что придумать. Возможно, выкинь он это из головы, решение придет само собой…
Он сознательно попытался сделать это, и мыслями по привычке снова обратился к фантазии о Пилигриме, который, подобно ему самому, живет под личиной курьера-переводчика Лит Ахна и стоит так же выше всех алаагов, как они - выше людей.
Он мечтал, что Пилигрим будет носить такое же безликое одеяние, в каком ходит Шейн среди своих соплеменников. Однако эти же люди поймали бы его одного, вдали от алаагов или внутренней охраны, и разорвали на части, узнай они, что он - один из избранных, нанятых их хозяевами.
Пилигрим будет неуловимым и неподвластным контролю алаагов. Он бросит вызов их законам и власти. Он будет спасать людей, попавших в сети тех самых чуждых законов и правил,- подобно тому, как Шейну удалось, скорее по везению, вырвать Марию из когтей миланского гарнизона.
И самое главное, Пилигрим доведет до сознания пришельцев тот факт, что они - не хозяева Земли, какими себя считают…
В течение нескольких минут, пока курьерский корабль совершал посадку, Шейн позволил себе погрузиться в эти грезы, воображая себя на месте Пилигрима, наделенного властью, которая ставит его выше даже Лит Ахна, не говоря обо всех остальных хозяевах-чужаках, от одного только взгляда которых у него все замирало внутри.
Наконец он стряхнул с себя наваждение. Это, конечно, хороший способ остаться в здравом уме; но станет опасным, если дать себе волю и оказаться под наблюдением чужаков, как и должно было случиться через несколько секунд. Кроме того, он мог позволить себе ненадолго отложить свои грезы. Через пять минут он окажется в маленькой отгороженной спальне - своем жилище - и сможет думать о чем угодно, включая и то, как не дать Лит Ахну раскрыть ни одно из своих недавних преступлений.
Курьерский корабль находился сейчас прямо над местом назначения. Посадочная площадка, на которую он должен был опуститься, была устроена на крыше колоссального сооружения высотой всего лишь двадцать этажей над землей, но столько же под ней и занимающего площадь в несколько акров. Как и все сооружения, перенесенные на другое место или построенные алаагами, оно сверкало; в лучах бледного, холодного ноябрьского солнца казалось, оно облито жидкой ртутью. Эта сияющая поверхность представляла собой защитный экран или покрытие - Шейну никак не удавалось выяснить, какое именно, поскольку алааги никогда не говорили об этом, полагая само собой разумеющимся. Будучи установленным, этот экран, очевидно, не требовал ни обновления, ни текущего ремонта, хотя Первый Капитан часто выключал его.
В тот момент, когда казалось, что корабль сокрушит крышу, некоторая часть серебряной поверхности пропала. Взору предстала плоская серая поверхность и взвод огромных людей, набранных в качестве Внутренней охраны для пришельцев. Они стояли, в доспехах и вооружении, под командой офицера-алаага. возвышавшегося в белых доспехах над самым высоким из них. Офицер был мужской особью, как заметил Шейн, о чем говорили узкие доспехи на нижней части туловища.
Как только корабль коснулся поверхности площадки его люк открылся и вышел пилот Шейна. Охранники сразу отступили, давая возможность вышедшему вперед алаагу встретить летчицу. Шейн, потерявшись за ее мощной фигурой, последовал за ней.
– Ам Мехон, двадцать восьмой ранг,- представилась летчица.- Возвращаю одного из животных Первого Капитана, по его приказу…
Она полуобернулась и указала массивным большим пальцем левой руки на Шейна, стоявшего на почтительном расстоянии в два шага позади нее.
– Арал Те Кин,- представился алааг-охранник.- Тридцать второй ранг…
Он слегка наклонил голову в шлеме, признавая тот факт, что пилот-курьер выше его на четыре ранга. Но наклон головы был бы таким же и для самого Первого Капитана.
Теоретически все алааги были равны, и низший по званию, находясь при исполнении, мог отдавать приказы высшему. Здесь, на высотной посадочной площадке Дома Оружия, как всегда называлась резиденция Первого Капитана, объединенная со штабом, постовой офицер, контролируя зону, обладал властью. Только вежливость диктовала легкий поклон.
– Этот зверь должен немедленно представить рапорт Первому Капитану,- продолжал офицер. Его шлем слегка повернулся, и прорезь для глаз сфокусировалась на Шейне.- Ты меня слышишь, зверь?
Шейн ощутил внезапную тошнотворную пустоту в желудке. Вряд ли возможно, что о совершенном им в Милане уже известно и доложено Первому Капитану. Он стряхнул с себя эту непрошеную слабость. Разумеется, это невозможно. Но даже преодолев приступ страха, он чувствовал, что у него крадут долгожданный покой и тишину его спальни, предвкушаемую возможность все обдумать. Тем не менее при исполнении приказа промедление недопустимо.
– Слышу, безупречный господин,- ответил Шейн по-алаагски, возможно более низко склоняя голову.
Он прошел мимо пилота и Арал Те Кина в сторону сооружения с навесом; внутри находился лифт, который доставит его к месту встречи с Лит Ахном. Высокие люди - бойцы внутренней охраны - слегка презрительно глядели на него сверху вниз, расступаясь и давая дорогу. Но Шейн уже настолько привык к их отношению к себе подобным, что даже не обратил на это внимания.
–…Я слыхала, есть немногие звери, которые могут говорить на нашем языке, как настоящие алааги,- услышал он позади себя слова пилота, обращенные к Арал Те Кину,- но до сих пор не верила этому. Если бы еще голос не был таким писклявым…