Путь шута
Шрифт:
— Не думаю, Луис. Уверен. В деле с велосипедной мастерской был замешан некто Лари Хоган, торговец оружием, который платит за прикрытие кому-то из муниципалов. К тому же все кругом уверены, что именно Хачкай ранил того офицера. А здесь такие штуки не прощают, сам знаешь.
— Знаю. В первые полгода службы в Албании мне приходилось читать лекции на курсах переподготовки местных полицейских, и я очень хорошо представляю себе их кодекс чести. Бусидо албанского полицейского содержит три заповеди:
1. Никогда не напрягайся.
2. Любое твое действие должно быть соответствующим образом оплачено.
3. Никому не позволено посягать на твою жизнь и имущество, а также на жизнь и имущество твоих родственников и друзей.
Исходя из этих принципов местные стражи закона и несут свою нелегкую службу. Главная задача курсов переподготовки
— Есть еще одна плохая новость. — Эмил зачем-то взбалтывает свое вино в кружке и выпивает залпом, не вынимая изо рта зубочистки. — Старшего брата этого парня, Раши Хачкая, убили сегодня ночью. Собственно, именно после этого я тебе и позвонил.
— Думаешь, с ним полицейские расправились?
— Непохоже. Скорее бандиты — ударили ножом под лопатку. Но ты же понимаешь, здешним копам ничего не стоит натравить мелких бандюков на того, кто посмел перейти им дорогу.
— Мне нужно поговорить с его родителями. Они-то по крайней мере живы?
— Насколько мне известно, да. — Эмил роется в бумажнике и вынимает квадратик розовой бумаги с нацарапанным на нем адресом. — Держи, это автограф самого Тараса.
— Какая честь! — бормочу я. — Черт побери, мне этот парень позарез нужен живым. Ты действительно не знаешь, куда он мог исчезнуть?
Димитров вынимает изо рта измусоленную зубочистку и важно декламирует:
— Знаю, но не имею права говорить.
— Мерзавец, — с чувством произношу я. Он пожимает плечами.
— Это была шутка, если ты еще не догадался. Мы, болгары, очень любим пошутить. На самом деле я не имею ни малейшего представления о том, где его можно найти. С другой стороны, это не моя работа, не так ли? Я ведь не столько полицейский, сколько PR-менеджер, и сейчас меня больше всего волнует вопрос, как успокоить господина префекта. Он возмущен тем, что мы заставляли его людей таскать каштаны из огня ради каких-то неясных целей. — Димитров демонстративно гладит себя по округлившемуся животу. — Что ж, мне пора возвращаться к своим печальным обязанностям. А у тебя какие планы?
— Не беспокойся, Эмил, — говорю я. — По счету я заплачу. В конце концов я же немного виноват перед тобой…
— Чего тебе еще от меня нужно? — сразу начинает беспокоиться он. — Ненавижу эти твои лисьи увертки!
— Ровным счетом ничего. Разве что… не мог бы ты сообщить префекту, что военная полиция корпуса уже задержала Хачкая?
— Чтобы он прекратил поиски? Да ведь с этого толстого хрена станется потребовать у нас выдачи задержанного. И кого мы ему предъявим?
— Не обязательно слать ему официальную бумагу, Эмил. Достаточно намекнуть. Можешь сослаться на меня: мол, Хачкая взяли MP [4] генерала О'Ши. А потом пусть пишет запросы в Дуррес, наш босс знает, куда посылать таких деятелей.
4
MP (сокращение от Military Police) — военная полиция.
Некоторое время Димитров обдумывает мое предложение, потом с явной неохотой отодвигает тяжелый табурет и встает.
— Что ж, Луис, может, это и не такая плохая мысль… Я подкину ее комиссару Полю, и, если старик будет не против, сообщу тебе. Идет?
В общем, мы расстаемся друзьями. Вот только в поисках Хачкая я не продвигаюсь вперед ни на дюйм.
Вы, разумеется, можете поинтересоваться, почему я так зациклился на этом пареньке? Отвечу: у меня на то две основные причины. Первая — у меня больше нет ни одной ниточки, которая помогла бы мне приблизиться к «ящику Пандоры» и таинственному эмиссару «мясника из Приштины». К тому же информация, полученная от Эмила, не оставляет сомнений в том, что Хачкай действительно замешан в серьезных криминальных делах. Вторая причина заключается в том, что он все еще мне симпатичен. Странно звучит, согласен. Даже после того, как я выстроил для себя четкую картину убийства Патрини (эмиссар получает от итальянца «ящик», уходит, появляется не вызывающий подозрений малолетка, расстреливает моряка, после чего имитирует соблазнение Сали Романо, обеспечивая себе алиби), Ардиан
И совершаю одну из самых больших ошибок, которые только можно себе представить.
Разумеется, все мы здесь (ну или почти все, не считая таких зеленых новичков, как Тарас) профессионалы. У каждого отслужившего в корпусе больше года накапливается определенный опыт, добытый потом (чаще) или даже кровью (реже), который, как правило, служит хорошей гарантией от совершения новых ошибок. Как правило. Потому что по-настоящему от ошибок не застрахован никто. Даже профессионалы.
Существует инструкция, строго-настрого запрещающая офицеру военной полиции корпуса осуществлять оперативно-розыскные мероприятия в одиночку. Проще говоря, всюду следует ходить с напарником.
Отправившись в Тирану один, я ничего не нарушил, по крайней мере формально, — обед с Эмилом не подпадает под определение «оперативно-розыскной работы». А вот визит к родителям подозреваемого в убийстве именно этой самой работой и является. Всего-то и нужно — снова зайти в комиссариат и попросить у Поля любого свободного на данный момент полицейского себе в помощь. Но я этого не делаю. Во-первых, мне не хочется в очередной раз просить об одолжении тиранских коллег, особенно после прокола с Тарасом, о котором, разумеется, все уже знают. Во-вторых, я тороплюсь. Одно дело — искать кого-то, кто скрывается только от тебя, и совсем другое — идти по следу того, за кем гоняются еще десять человек. Поневоле просыпается охотничий азарт.
Называя вещи своими именами, я делаю большую глупость.
В бортовом компьютере моей машины имеется карта Тираны с оптимизатором поиска маршрута, так что рруга Курри, где проживает семья Хачкай, я нахожу быстро. Мрачноватое местечко, с частично разрушенными, частично укрепленными на манер средневековых крепостей домами, остовами сгоревших машин, глубоко ушедшими в зияющие в асфальте ямы, чахлыми скверами, в которых кучкуются тощие оборванные подростки, и, разумеется, растрескавшимися бетонными яйцами старинных дотов. Я специально проезжаю мимо нужного мне дома и останавливаю машину чуть дальше, там, где из земли торчат покореженные металлические столбы. Выхожу, активирую замок и электронного сторожа — теперь при попытках открыть машину злоумышленник будет получать удар током. По чести сказать, это мало кого останавливает — угонщики давно уже работают в резиновых перчатках, — но против мелкой шпаны помогает.
Я не торопясь иду по улице, как бы невзначай поглядывая по сторонам. Народу в этот час здесь немного: греется на солнышке старик с худым пятнистым лицом, шествует, переваливаясь с боку на бок, толстуха в бесформенном платье и грязном платке, сидит за раскладным столиком торговец сигаретами. К нему я подхожу; мне приходит в голову, что отец Ардиана наверняка курит — в этой стране курят почти все мужчины — и для налаживания контакта можно угостить его сигаретой. Ассортимент уличного торговца поражает воображение — на ободранном пластиковом покрытии выложены едва ли не все европейские и американские марки сигарет. Разумеется, то же самое можно встретить и по другую сторону Адриатики, в любом крупном итальянском магазине, вот только цена там будет раз в пять выше. Все это табачное изобилие попадает в Албанию контрабандой; мы с ней, разумеется, боремся, но спустя рукава. Мне даже иногда кажется, что для никотиновых королей Запада существование таких стран, как Албания, просто дар божий. Курильщиков в ЕС становится все меньше и меньше, так что поневоле будешь рад даже таким рынкам сбыта. Конечно, товар здесь по большей части ворованный, но я почти не сомневаюсь, что это воровство осуществляется с молчаливого согласия табачных корпораций.