Путь тени
Шрифт:
– Не спишь? – донесся до нее тихий, сипловатый со сна голос старой рабыни.
– Не спится, – Рамир вздохнула. – Фейр, поговори со мной.
– Сейчас ночь, милая, время снов, а не слов.
– Когда бежишь от полной страхов тишины, что может быть дороже и спасительней разрушительных звуков? – грустно улыбнувшись, промолвила она слова, которые так часто слышала от Лигрена.
– Кто станет спорить с тем, что говорили древние мудрецы? И, все же…
– Да тише вы! – шикнул на них чей-то сонный голос.
– Сколько можно шушукаться по углам? – вторил ей другой.
– Если уж так хочется
– Простите! – Рамир испуганно сжалась в комок. На ее глаза набежали слезы.
– Пойдем, милая. Может, пустыня успокоит твою душу… – старая женщина закуталась в длинную шерстяную шаль – грубую и неказистую на вид, но удивительно теплую.
– Я… Я не хотела никого будить…
– И все равно подняла всех! – одна из рабынь села. С растрепанными волосами и сердитым опухшим лицом она походила на разгневанного демона и красные налитые толи кровью, толи светом огненной лампы глаза только усиливали это сходство.
– Прости, Лита, я…
– Пойдем, пойдем, милая, – не давая ей ничего сказать, понимая, что каждым новым словом та делала только хуже, Фейр потянула ее за руку к пологу повозки.
А следом, им в спины неслось ворчание: – Ни днем нет покоя, ни ночью! Что за жизнь такая!
– Уф, – оказавшись снаружи, старуха облегченно вздохнула. – Вырвались! – она поежилась под порывом пусть не злого, но от того не менее холодного ветра. – Морозно сегодня. Укутайся-ка получше. Замерзнешь.
Рамир не слышала ее. Она с наслаждением втягивала в себя вздох за вздохом пьянящий сладковатый дух снегов. Ее глаза на миг закрылись, а лица коснулось выражение покоя и счастья.
С улыбнувшихся губ сорвалось:
– Хорошо-то как! Никогда бы не подумала, что обрадуюсь пустыне, но… Но здесь, пусть не часто, лишь в такие мгновение, как сейчас, я все же могу почувствовать себя свободной!
– Пустыня жестока и милосердна одновременно. Она все отнимает, но, при этом, дает пусть только миражом, не явью, то, о чем мы больше всего мечтаем…
– Миражом… – повторила Рамир. Ее веки дрогнули, затрепетали, открывая глаза, в зеркале которых дрожала грусть. – Да, это лишь мираж… Все не на самом деле.
– Что с тобой, милая?-приглядевшись к названной дочери, читая боль в ее чертах, спросила Фейр. – Ты какая-то странная сегодня… Ты случайно не заболела?
– Может быть… – та медленно обвела взглядом мир, через который шел караван.
Над пустыней властвовала ночь. На черном троне небес восседала бледноликая сероглазая луна. Ее распущенные молочные волосы звездными гребешками расчесывали ветра.
В холодных, задумчивых, порою – отрешенно-безразличных лучах снега сияли тем матовым светом, вид которого заставлял поверить в то, что они – это действительно пепел отгоревших когда-то давным-давно костров, как рассказывали сказки.
Полозья шли мягко, издавая не пронзительный, царапавший душу скрип, а мягкий шелест – тихий храп. Вокруг не было видно ни души. Все люди спали. За исключением, конечно, возницы первой повозки, да нескольких дозорных. Но они были так далеко, что о них забывалось.
– Как же, однако, морозно, – старуха куталась в шаль, пряча в нее дыхание, – словно мы идем где-то возле одного из ледяных дворцов богини Айи… Или все дело лишь в том, что сейчас ночь… – она только сейчас поняла, что никогда прежде не покидала повозки в ночь, да еще во время пути, в пустыне. Привыкла. Слишком уж долго она жила в мире, где рабов с вечера и до самого утра заковывали в цепи, чтобы не сбежали. Конечно, после того, как караван пошел по пути бога солнца, Который хоть никогда и не выражал недовольства тем, что люди разделены на свободных и рабов, однако относился к последним снисходительно, Его спутники пошли на некоторые уступки и цепи остались в прошлом. Но привычка осталась…
Старуха инстинктивно провела рукой по запястью. Оковы всегда жутко натирали.
Тяжелые, они тянули вниз, полня болью плечи…
Благодаря переменам, рабыни могли насладиться хотя бы миражом свободы, обрести несколько мгновений своего, личного времени. И на том спасибо…
– Дорога открыта, – донесся до ее слуха тихий, похожий скорее на размышление вслух, чем разговор, голос Рамир. – Беги куда глаза глядят…
– Да. Все так. Все так кажется.
– Почему кажется? И на самом деле…
– Куда бежать, милая? Там, – она качнула головой в сторону снегов пустыни, которые, казалось, темнея, теряясь из виду, медленно перетекали в небесные покровы, – только смерть.
– Здесь тоже смерть… – тяжело вздохнув, прошептала Рамир. – И кто знает, где она будет добрее…
– Да, жизнь – это приближение к смерти, – по-своему поняв ее слова, кивнула Фейр.
– Каждый миг – новый шаг, чем ближе, тем быстрее. Но так же и смерть – дорога к жизни. Лучшей. Которую мы можем заслужить. Может быть, даже вечной… В снегах же – вечная смерть. Ибо горе тому, кто пойдет против повелителя небес, тем самым присоединяясь к числу рабов Его врага Губителя.
– Но… – молодая рабыня взглянула на нее с непониманием и долей ужаса. – Ведь покинуть караван вовсе не означает…
– Вот так взять и сойти с пути бога солнца? Пойти против Его воли, возможно, нарушая тем самым какие-то Его планы? Что же это еще, Рамир?
– Ох! – испуганно вскрикнув, та зажала ладонями рот, не сводя затравленного взгляда полных ужаса глаз с Фейр.
– Что с тобой? Спокойно, милая, тише, – она подошла к приемной дочери, обняла, прижала к груди. – Ты же умница и сама прекрасно понимаешь: сколь бы ни было нам дано перерождений, право идти по одному пути с величайшим из небожителей не выпадет больше никогда. И нужно дорожить каждым мигом нынешней жизни – драгоценнейшего из даров небожителей, – она умолкла, удивленно глядя на Рамир, которая вдруг качнула головой. – Что-то не так?
– Я… Я ведь рабыня… Всякое может случиться…
– Мы еще не скоро подойдем к следующему городу, только через три месяца. Но…
Если дело в нем, если в тебе проснулись прежние страхи и предчувствия и ты боишься, что тебя продадут… Не беспокойся об этом, милая. Ты ведь знаешь – мы идем в очень богатом, избранном караване, частью которого мы уже стали. И может быть, поэтому вот уже пять или шесть городов торговцы не продают никого из нас.
Да даже если в следующем городе что-то изменится… Милая, ты ведь не простая рабыня. Господин благоволит к тебе, заботится о тебе. Он не позволит, чтобы с тобой поступили как с вещью…