Путь в Колу
Шрифт:
– Нашел время плакаться, Иван Парфентьевич!
– упрекнул Алексей Петрович подьячего.
– Тут самое подошло время, как острог оборонить от супостатов. Того гляди, опять на приступ пойдут.
К воеводе явились сотник Стригалин и пушкарский пятидесятник Косов. Азарт успешной схватки все еще горел на покрытых пороховой копотью лицах воинских начальников. Убитых стрельцов, пушкарей и людей посадских оказалось немного. Зато иноземных воинов валялось изрядно внизу возле самой стены.
– Все свободные от караула стрельцы пусть носят бревна, судовые кильбалки и слеги в эту брешь!
–
– А как только заполнится пролом, сразу начать лить воду сверху, чтобы опять заковало льдом это место. Смотреть в оба!
– приказал Алексей Петрович Стригалину и Косову.
– Пушкарям держать наготове зажженные фитили и, как только свеи на приступ пойдут, сразу начать пальбу!
В Рыбацкой гавани застучали топоры.
Корабельщики разбирали недостроенные насады и струги, ломали стоявшие на приколе суда.
Стрельцы и посадские люди хватали бревна и брусья и несли к Южной башне.
Еще дотемна пролом от взрыва свейской петарды плотно забили деревом. И вот полилась сверху вода. Крепкий мороз быстро превращал ее в лед. Торчавшие наружу слеги и брусья на глазах у ворогов одевались ледяным панцирем.
В лучах заката острог с островерхими башнями засверкал опять живым алым пламенем.
При свете угасавшего дня воевода обошел все башни, поднялся на прясла и сверху глянул на расположившихся лагерем свеев. Возле дымных костров кучками стояли латники и наемные воины. "Невмоготу им тут долго стоять, прикинул воевода.
– Может, скоро опять пойдут на приступ либо восвояси уберутся..." За весь день у него не было маковой росинки во рту. Алексея Петровича потянуло домой, чтобы отобедать вдвоем с женой. Но он не решился хоть ненадолго оставить воинов. "Со стрельцами вместе отужинаю", - решил воевода.
21
Всю долгую ночь после дневного штурма Нильс Бентсен не спал. Завернувшись в медвежий тулуп, он лежал на широкой деревянной лавке в зелейном амбаре и чутко прислушивался к храпу спящих писцов, наряженных на все время осады таскать наверх ядра и порох.
В пороховом погребе под Воротной башней было темно. Под страхом смерти воевода Алексей Петрович запретил зажигать в зелейном амбаре какой-либо свет: будь то свеча либо лучина. В один миг порох в бочонках мог вспыхнуть от недогляда. Ведь стоило малой искорке попасть на пороховое зелье, и обломки Воротной башни подняло бы взрывом в низкое полярное небо.
Перед рассветом, когда сон усталых воинов особенно крепок, Нильс Бентсен осторожно спустил на пол ноги, встал и неслышно выбрался.
Караульня и входные ворота под деревянной башней были совсем рядом. Возле башни прохаживался сторожевой стрелец с самопалом и саблей. На пряслах крепостных стен перекликались в темноте не спавшие всю долгую ночь дозорные.
Над крепостью и расположившимся за ее стенами войском нависла тревожная предрассветная тишина.
У входа в караульню Нильс Бентсен заметил сторожевого стрельца. Нильс Бентсен, прижавшись к крепостной стене, двигался медленно и осторожно, делая короткие шажки, присматриваясь, готовый в любой момент исчезнуть в темноте.
Стороживший вход в караульню, молодой стрелецкий воин топтался на месте, хлопая рукавицами
Тайный соглядатай короля остановился у входа в караульню, перевел дыхание. Потом взялся за кованое дверное кольцо и потянул на себя. Дверь с легким скрипом отворилась. Нильс вошел в помещение с низким сводом, освещенное по углам двумя свечными огарками. С разных сторон до слуха Нильса Бентсена доносился дружный прерывистый храп. Воины спали, утомленные схваткой и дневными тревогами.
Тайный человек короля разглядел в углу возле стола спящего воеводу. Скудный свет освещал нижнюю часть лица Алексея Петровича, руку, свисавшую до пола. Нильс Бентсен осторожно двинулся к воеводе. Сердце у него от страха поднималось к самому горлу. Временами он готов был повернуть назад и вернуться в зелейный амбар. Но какая-то неведомая сила неодолимо толкала его к намеченной цели. Впереди его ждало дворянство, почести и высочайшие милости от короля за совершенный подвиг!
Нильс Бентсен приблизился к воеводе и уже протянул руку, чтобы схватить ключи, лежавшие в изголовье... И в тот миг кто-то сильный, крупный, пахнущий овчиной и потом, крепко обхватил его вокруг туловища и заорал:
– В караульне вор! Тревога! Проснись, воевода-боярин!
Тайный человек короля отбивался изо всех сил. Он потянулся свободной правой рукой к сапогу, чтобы выхватить нож из-за голенища. Но на помощь десятнику Стригалину подбежали еще два стрельца. Они связали Нильсу Бентсену сыромятным ремнем руки.
– Кто таков?!
– грозно произнес Алексей Петрович, поднеся к лицу Нильса огарок горящей свечки.
– Писец я... из мытенной канцелярии, Нил Силыч Борискин, - промямлил в растерянности тайный королевский соглядатай.
– Зачем здесь? Кто тебя звал сюда? Почему оставил свое место?
– Я... я ищу Ивана Парфентьевича, подьячего, - нашелся Нильс Бентсен...
– Лжет он, Алексей Петрович, - сказал десятник Стригалин.
– К ключам от главных ворот он подбирался. Самолично видел.
– Зачем тебе ключи потребовались?
– Воевода еще ближе поднес к лицу Нильса горящий свечной огарок и стал пристально всматриваться в лицо мытенного писца.
– Ты что-то обличьем своим в сумление меня приводишь.
– Нерусское у него обличье, Алексей Петрович, - подсказал десятник. Я давно за ним слежу. Мне уже не раз говорили стрельцы, что слишком настырный этот мытенный писец. Все ему знать надо! А пошто знать ему потребовалось, где сколько затинных пищалей и пушек в Коле?
– Говори, кто такой? Кто тебя прислал в Колу?
– сурово произнес Алексей Петрович.