Путь Владычицы: Дорога Тьмы
Шрифт:
Дыв с трудом снял свой браслет осуждённого в Кар-Малерии, и внешность его стала меняться. Чёрные вьющиеся волосы бледнели, лицо вытягивалось в более мужественное. Двадцати-пятилетний карамалиец заметно повзрослел, добавив к возрасту лет пять-семь.
Он наклонился к борющейся со смертью, оттянул нижную челюсть, помедлил, призывая свою магию, и выдохнул её в рот Кайе. Скованный за сутки артефактом обильный свет хлынул бурной рекой в вязкую тьму, растворившуюся в крови.
Доверчивая принцесса, не получившая священной Тьмы, захлебнулась было чужой магией, но быстро
— Спи-и-и, — магия влияния окутала разум Кайи, и она уснула.
Дыв облегчённо наиграл губами “турум-пу-пум”, застегнул артефакт, возвращаясь в хорошо известный фрейям образ карамалийца, однако стоило ещё понаблюдать за результатом. Прицесса-сообщница более чем очевидно ожила, но как поведёт кар-малерийская магия в её теле? Требовалось время, чтобы “след” исчез, часа должно хватить, Дыв проверял дома на артефактах, хотя и по другому поводу… Сейчас бы той самой тьмы, ручной, затереть запах…
Он покрутил головой, осматриваясь, — ни единого признака присутствия сущности, помогавшей принцессе. Позвал негромко:
— Эй, Аша! Ты здесь?.. Мда, печально.
Дыв решил, что королева забрала с собой свою креатуру (Как её там? Материнская защита?), или же Аша умерла раньше своей хозяйки. Выглянул на террасу, прислушался — обе сестрицы-ящерицы находились у себя, вымотанные развлечениями. Подумав об усталости, Дыв невольно зевнул: а ему-то каково? Сукины дети, Ядран и Давор… Неужели Стефан Мудрый решил наказать их и не пустил спасать товарищей, или что-то случилось незапланированное?
Он завалился на кровать рядом с мерно дышащей ящеркой, зевнул снова и принял максимально неудобную позу — закинул обе руки под голову, — чтобы не уснуть. Привычное натренированное сознание позволило расслабиться, но потерять контроль над телом не дало. Так он пролежал полчаса, затем проверил магический фон у Кайи — запах магии понемному рассеивался. “Хороший бы ветер сюда”, — с досадой подумал Дыв, но воздух ему не был подвластен.
Прошло ещё немного времени и, чувствуя, что всё-таки засыпает, он потянулся — надо уходить, пока его тут не застали. Сел, почёсываясь и думая о том, что стоило бы помыться, как вдруг знакомый до ненависти свист разрезаемого воздуха в одно мгновение заставил отреагировать — Дыв скатился с ложа и заполз под него, закрытое простыней почти до самого каменного пола.
Внизу пыль и паутина пышным ковром устилала холодну поверхность, Дыв еле сдержался, чтобы не чихнуть. Смахнул с себя липкую работу подкроватных многоножек и затаился. На террасу-балкон приземлилось, судя по шелесту крыльев, двое или трое фрейев.
— Инграм будет расстроен, некстати он отправился в мир, — произнёс голос несколько огорчённого Асвальда Второго. — Жаль… Я возлагал на нашу малышку некоторые надежды…
— Дорогой, я скорблю по нашей дочери не меньше тебя, — сказала грудным голосом королева, и Дыв покачал головой: в
Наверняка король опустился на ложе, чтобы прикоснуться к дочери, последовала пауза, в которой Дыв начал обливаться пОтом от страха. Принюхивался ли ящер? Если он почувствует раба… “Об этом нельзя думать, ищи выход!” — приказал себе Дыв. Мешало сосредоточиться ощущение щекотки на правой руке, должно быть, пауки обследовали незванного гостя. Но пошевелиться было равнозначно смерти — у ящериц слух отменно тонкий, это со вкусом проблемы, жрут всё, что у мага света вызывает рвотный рефлекс…
— Вы меня решили разыграть?! — вдруг рыкнул Асвальд Второй, так, что Дыв снизу дёрнулся, царапая руку о плохо шлифованый камень. — Оти, даже для тебя это слишком!
— Я не понимаю, дорогой, что не так?
— Кайа просто спит, и… Тьма Созидающая!.. — просвистел звук вбираемого в ноздри воздуха.
Громко пошуршало (королева тоже наклонилась к дочери).
“Идиот!” — обругал себя Дыв за намерение выручить потенциальную сообщницу. Он только что своей рукой разрушил всё, что создавал — безопасность намеченного пути для всех!.. Вдобавок какое-то настырное насекомое впилось зубами в его кожу на пальцах правой руки, и Дыв сцепил зубы, чтобы не почесаться, кожа зазудела ощутимым пятном.
А сверху началось интересное. Спящую Кайю растребушили, желая увериться в том, что она жива. Король пребывал в священном экстазе: его бескрылая дочурка победила проклятие и теперь по праву могла считаться избранной. Семейная идиллия грозила затянуться, если бы Его тёмное величество не почувствовал то, за что боялся Дыв.
Пока ящерицы сверху копошились, разговаривали, обменивались фразами на своём свистяще-шипящем наречии, Дыв относительно был спокоен. Внезапная пауза отразилась морозной волной, как копьём, пронзившей от макушки до пяток:
— Оти, матушка, только не говори мне, что ты не почувствовала это?! Магия малерийца! — гнева в голосе короля не было, скорее свистело удивление.
— Не может быть, дорогой! — не меньше супруга изумилась королева. — Я её проверяла!
Ящерицы увлечённо обнюхали дочь.
— Тьма Всеведущая! — бормотал король, и к этому примешивались звуки, похожие на мурчание: Кайа глухо и неразборчиво бубнила. — Признавайся, малериец делился с тобой магией?
Донеслось полусонное:
— Прости, отец, я не хотела, чтобы Марна его выпила…
Король хохотнул:
— И ты сделала это за неё?! Моя девочка! Избранная…
— Я не пила его… не знаю… не помню… Я звала Инграма, и он мне помог… Я люблю его, отец, больше всех во Всемирье…
Она много чего не знала. Как и того, что в этот момент под ней Дыв еле сдерживается, чтобы не заскрипеть зубами во всеуслышание. Какой пассаж! Теперь ящерицы будут думать, что малышка укротила раба! А что сказать Торвальду? Одно было хорошо в этом “пассаже”: кажется, подслушивающего гостя не замечали, приписывая запах врага влитой в дочурку магии.