Путь Владычицы: Дорога Тьмы
Шрифт:
— Я не скрывал, — твёрдо возразил Торвальд, отворачивая лицо от очередного щупальца, тянущегося к его щеке: — Меня никто об этом не спрашивал.
Король хмыкнул, шагнул на решётку, и Тьма заклубилась в его ногах послушным питомцем. Асвальд наклонился к Торвальду:
— Я знал твоего отца, маленький торберн[1]. Вижу, ты не унаследовал его мудрости, а ваш король решил поиграть со мной? Что ему нужно?
Король выпрямился, сделал знак фрейлерам, стоявшим позади раба. Те вдвоём резко встряхнули Торвальда, запуская когти в его рыжие волосы и тем самым вынуждая запрокинуть голову.
— Отвечай, а я положусь на твою малерийскую честность, раб. Ваша магия ведь не терпит лжи? Какое у тебя было задание?
Кар-малерийский Советник молчал, с ненавистью глядя на ящероподобное лицо, на скулах которого “дышала” возбуждённая гневом чешуя. Король сделал знак второй паре стражников — и теперь Дыв синхронно с товарищем взирал на повелителя тьмы.
— Ты у нас сговорчивый, Дыв сын Кариата. Мы высоко оценили твои услуги, но, может быть, и на этот раз ты всем нам упростишь задачу? Какой у вас был приказ от Стефана?
— Его величество не давал нам заданий, клянусь! — прохрипел Дыв. — Это большая ошибка — обвинять нас, не дождавшись Его высочества Ядрана. Я уверен, они более красноречивы, чем мы, и найдут…
— Красноречивее тебя, болтливый раб? Или красноречивее Советника? — ухмыльнулся король. — Ваши хозяева смиренно ждут в порту нашего разрешения на аудиенцию. Мне не нужны их оправдания! Тьма Охраняющая указала на вас двоих!
— Не понимаю, что я сделал не так?! — искренне удивлялся Дыв, пока Торвальд молчал и примеривался, как бы поудобнее ухватить стоящих сзади и свернуть им шею.
— Объясни ему, я устал, — брезгливо сказал король кому-то и направился к трону.
От двери, до сих пор укрываемый тенями неосвещённого угла, сдвинулась фигура. Горан дошёл до решётки, но не встал на неё, как это только что делал его хозяин, и заговорил на фрейском:
— Дыв сын Кариата, ты, безусловно, разбираешься в скрытых желаниях и тонкостях еды, ты легко отличаешь сорта дешёвого и дорогого рафа. При других обстоятельствах мы бы предложили тебе должность рафодела, но… но ты был слишком настойчив в своих вопросах, полагая, что я выпил достаточно. Облегчи себе конец, признайся в злом умысле против Тьмы Созидающей, Его величества и кого-либо из принадлежащих его роду. Признаешься — и умрёшь быстро. С тебя не будут снимать кожу по частям. Мы оставим твои ногти и волосы целыми, твоё тело вернётся домой, и твои родные смогут оплакать тебя, как того требуют ваши традиции.
Дыв сделал рывок, пытаясь освободиться от рук фрейлеров, не получилось — и он разозлился:
— Я! Не! Виновен! Мои вопросы — всего лишь любопытство карамалийцы, впервые за свою жизнь увидевшего больше, чем Кар-Эйра!
Возникла короткая пауза, в которую Горан переглянулся с Его величеством, тот перевёл взгляд на рыжего малерийца, и фрейлер насмешливо продолжил, обращаясь к Дыву:
— Умеешь ты говорить, раб. Однако у нас сомнения по поводу твоей честности. Не далее как прошлой ночью ты пробрался к Советнику. Мы полагаем, что это происходило не в первый раз. Говоришь, ты не малериец? Как тебе удавалось усыплять стражу? Тебе была дана свобода за твоё поведение. Но ты обменял её на своего товарища. Глупо и дёшево. Теперь он останется жив, а умрёшь за него ты. Если только ты не какой-нибудь пятый Советник своего глупого короля.
Дыв снова дёрнулся:
— Отпустите, я сам всё расскажу!
Горан кивнул фрейлерам позади Дыва:
— Отпустите его, но помни, раб, если ты задумал что-то, дальше Сердца Тьмы тебе не уйти. Оно давно ждёт предателя.
Помощник кивнул в сторону, и решётки раздвинулись над бездной, из которой сразу поднялся ровный чёрный столб. Дыв и Торвальд отшатнулись, первый машинально схватился за кожаный браслет, обхватывающий правое запястье.
— Я всё скажу, — морщась продолжил он. — Только можно убрать нас подальше от этой дряни?
Фрейлеры дружно вздохнули от возмущения, но Горан не стал делать замечаний:
— Оттащите их пока, послушаем, что будет петь наш сладкоголосый. Глядишь, и рыжий от радости поумнеет. Говори, сын Кариата. И быстрее, ты тратишь наше время.
Дыв вздохнул, расправляя плечи. Встать ему не разрешили, продолжая держать за плечи.
— Возможно, я и виновен, с вашей точки зрения. Но разве вы не поступили бы на моём месте точно так же? — сказал он на фрейском, косясь на Торвальда. Советник неплохо знал язык ящериц, не настолько бегло, однако при желании смог бы оправдаться. — Его высочество Ядран и Давор умоляли нас не совершать ошибок, которые могли бы спровоцировать войну между нашими государствами. Я надеюсь, вы это понимаете.
— Не добавляй лишнего!
— Хорошо. Поэтому я старался изо всех сил. Да, рисковал собой, чтобы сохранить жизнь моему товарищу. Но он сделал бы то же самое. Разве это предательство по отношению к нашему хрупкому перемирию? Я предал своих стражей, но никого более. Приказа не ходить к сиру Торвальду мне никто не давал…
Горан зашипел, вздыбливая на шее шероховатый покров:
— Не о том ты говоришь, раб! Тьма Охраняющая предупреждала нас о другом!
Вдруг тяжёлые створки дверей гулко бухнули, и тонкий женский голос отразился эхом в трёх закрытых стенах залы:
— Отец! Его величество! Не трогайте… — Кайа резко остановилась, судя по удивлённой интонации, не ожидая увидеть некоторых персонажей. — Сир Торвальд?.. Горан? Что происходит, отец? Ваше величество!
Король фрейев аналогично не ожидал вмешательства, рявкнул:
— Возвращайся к себе, Кайа! Это не дело юной принцессы — вмешиваться в Совет.
Девушка задохнулась от удивления, гнева, помедлила, обводя взглядом собравшихся. Вид рыжего малерийца, которого держали за волосы, взбесил её. Она подбежала и забарабанила руками по стражникам, держащим её любимого раба:
— Отпустите его, я приказываю!.. Горан, что происходит?
— Тьма Охраняющая несколько дней назад послала Его величеству предвидение о предателе, скрывающемся среди нас, — спокойно ответил Горан. — А сегодня стало точно известно, что это один из рабов.
Кайа сжала кулаки:
— А почему не ты предатель? Ты можешь им быть!
— Мы уже исследовали этот вопрос, Кайа. Горан не предатель, Тьма опознала рабов, — король шёл к дочери, — уйди, Кайа, не лезь в государственные дела.