Путь Владычицы: Дорога Тьмы
Шрифт:
13. Их высочества Ядран и Давор
Обида на предавшего её малерийца была такой сильной, что, когда заглянула Солвег и предупредила о появлении заграничных принцев, допущенных к аудиенции, Кайа отмахнулась:
— Не хочу их видеть!
— И у них косы белые, и сами они белые, как снег на дальних вершинах… — соблазняюще промурлыкала сестра, подходя к ложу, на котором младшая закуталась целиком, оставляя дырку, чтобы дышать. — Ты же мечтала увидеть настоящего малерийца…
— Одного я уже видела, — буркнула Кайа и заворчала,
— Покажи-и-и… Матушка нам всё рассказала. Марна тоже хочет посмотреть, но ты же знаешь, она тебя ненавидит и делает вид, что ей не интересно… Ого! Ты и правда облезла!
Всё, что удалось Солвег, — это раскрыть брыкающуюся Кайю на треть, но этого оказалось достаточно: на руке и плече юной фрейи отсутствовал чешуйчатый рисунок. Изумление, торжество и, наконец, смех Солвег попали в цель — Кайа взвилась, раскрываясь, и заорала:
— Пошла вон, гадина!
От смуглых ладоней Кайи полетели снопы искр, и запахло палёным: покрывало начало тлеть и загорелось. Солвег попятилась:
— Ты не избранная, ты — проклятая! — выбежала из комнаты на террасу, взлетела, торопясь рассказать Марне об увиденном.
Служанка, до сих пор изображавшая немую тень в углу комнаты, тут же метнулась к бадейке, зачерпнула в ковш воды и плеснула на огонь, помогая хозяйке потушить пожар. Когда всё было закончено, Кайа какое-то время созерцала беспорядок и разрыдалась. За что ей такой позор? За что добряк-малериец так наказал её? Или через неё отомстил отцу… Но Кайа, Кайа-то тут при чём?
Тогда невозможно было поверить в происходящее, однако сир Торвальд, внимательный и улыбающийся добрее всех во Фрейнлайнде, вдруг схватил её, сжал шею. Шепнул: “Не бойся, ящерка!” — и как поверить словам, если тебя грозятся убить?
— Сними оковы — отпущу! — пообещал так же, шёпотом. Испуганная и невидимая Аша поползла по хозяйке быстро, насколько получалось, чтобы выполнить требование. И что же? Оковы упали, но вместо того, чтобы выполнить обещанное, рыжий раб ранил её! Посмел пролить кровь принцессы фрейев!
Зажатая сзади рукой раба рана, конечно же, всё равно кровоточила. Но через эту рану, Кайе казалось, малериец отправил свою магию. Она растекалась по телу быстрее горячей лавы, терпеть было невозможно, и в некоторых местах стало казаться, что обугливается кожа. Боль набрала максимальную силу, и Кайа потеряла сознание.
Потом её тормошил Дыв, нёс на руках, раздражая и одновременно умиляя пронзительными запахами пота и перенесённого унижения. Пока он прикасался к ней, проклятие Торвальда будто бы не так сильно мучило. Но стоило рабу выйти, началась нескончаемая пытка. Чуждый тьме, огонь изнутри пылал, то приливая к сердцу, то растекаясь по ногам. Чесалась голова, плечи… Когда зуд стал нестерпимым, Кайа закричала — что с ней происходит, она снова умирает?
Появилась матушка и попробовала окутать дочь в кокон тьмы, но стало только хуже. Кто-то что-то бормотал рядом, спрашивал об ощущениях — под конец Кайа потерялась в звуках, губы пересохли, и в горле словно песка насыпали, стало трудно дышать. Догадались — дали ей воды, и Кайа пила, пила… Огонь затихал. Или затухал…
— Я отнесу её на Прибережье, — сказал голос отца. Затем — ощущение взмывания в воздух, почти как с Инграмом. Но только отец нёс её в лапах, а не на себе, в уютной и мягкой тьме, и сильные порывы встречного ветра обдували, причиняя дискомфорт.
Внезапное падение напугало больше. Успела подумать: отец уронил! Однако солёная вода обволокла всё тело, с головой, — и жжение притупилось. Отец вытащил её на песок:
— Купайся сама, я буду рядом.
Он, как Инграм, улетел подальше от берега, и нырнул в глубину. Кайа же рисковать не стала, да и сил не было, уселась в прибрежную пену, нашла плоский шероховатый камень и принялась чесать там, где зудело, начиная с головы. Вернувшийся отец осведомился, может ли дочь взобраться на него, и счастливую Кайю уговаривать не пришлось. Обратный путь получился в сотню раз приятным, она даже чуть было не уснула, чувствуя себя в полной безопасности.
Во дворце отец поставил её на ноги, сворачивая крылья, приподнял лицо дочери за подбородок, повертел в стороны, рассматривая изменения. Ничего не сказал, кроме как: “Мягкой ночи!” — и улетел.
Зеркало всё объяснило, а ощупывания себя подтвердили страшную догадку — внешние признаки фрейлерства исчезли, вернее, сгорели в магии коварного малерийца.
Уговоры матери потерпеть и не рыдать…
Испуганное молчание служанок…
К утру Кайа решила, что не выйдет из комнаты, пока чешуя снова не отрастёт. И хоть бы Инграм внезапно не вернулся — как он сможет полюбить её ТАКУЮ?
— Я сменю бельё, — не поднимая глаз, служанка сгребла влажные остатки покрывала, простыню. Ушла.
Кайа пригорюнилась, и Аша, страдавшая, наверное, не меньше хозяйки, старалась утешить и отвлечь — щекотала ласково щёки.
— Бедная Аша, — принцесса вытянула руку, рассматривая передвигающееся заметно посветлевшее пятно, — если я не стану прежней, нас с тобой опять переселят вниз. Оттуда не видно, даже как соларис появляется из-за гор…
Слеза упала на подвижное пятно, и оно дёрнулось, расползаясь в стороны, подальше от мокрого места.
— Хорошо, я не буду больше плакать, — Кайа вытерла мокрое лицо, — ты права. Просто я больше не выйду отсюда, пока тьма снова не украсит меня, как раньше…
Принятому решению не суждено было сбыться — через несколько минут в дверь постучали, чисто символически, ибо ответа дожидаться не стали, и появился Горан в сопровождении двух стражей:
— Ваше высочество, Его величество просит вас подняться в башню.
— Как?! Меня? Но я… я не могу! — затрясла отрицательно головой Кайа.
— Увы, это приказ, Ваше высочество.