Путь воина. Дилогия
Шрифт:
Хитрый рус все обдумал и все с вожаком хузарским обговорил. Долю в добыче обещал и помощь в набеге.
Ночью, на волоке, когда умаявшиеся за день ромеи крепко спали, верные Скапэ люди из наемников сами тихонько вырезали часовых.
И тогда на лагерь, как буря, налетели прикормленные хузары. Разметали сонных ромеев. Побили многих, сорвали шатер ромейского вождя, похватали мешки и умчались. Сразу послать погоню ромеи не смогли. Притаившиеся у лагеря русы забросали их из темноты хузарскими стрелами, а потом сели на свои лодки и ушли в условленное место, где должны были с хузарами встретиться.
Только
Ход мыслей хузарского вожака Албатан одобрил. Сам поступил бы так же.
Вспомнил хузарский вожак, что были они данниками Куркутэ. Если отдать Волку часть золота, Волк не даст своих данников русам. А серебра и золота, что они у ромеев взяли, было столько, что на десяти конях не увезти. Простил бы их Куркутэ за такой дар – он золото любит.
Была еще одна причина у Куркутэ простить своих бывших данников. Золото, которое везли ромеи, предназначалось не только русскому хакану, но и печенежскому Волку. Таким образом, хитрый Скапэ руками диких хузар ограбил не только ромеев, но и большого хана Куркутэ. Вот сведения, стоившие половины добытого золота. Рядовой разбойник об этом, конечно, не знал, но вожак мог догадываться…
Не пошли хузары на условленное место, а переплыли Днепр и хотели в степь уйти.
Но тут случилась беда. Налетели внезапно на диких хузар страшные люди. В лагере всех побили. Пленник уцелел потому, что ночью табун пас. И конь у него был хорош: ускакал.
Албатан поинтересовался: знал ли пленник тех, кто их побил?
Услышав ответ, очень удивился хан. Даже переспросил: верно ли? Откуда здесь, в Приднепровье, белые хузары хакана Йосыпа? Все же знают: договорился старый Йосып с русами, что эта земля за ними.
Но пленник настаивал, и Албатан поверил. Дикий хузарин не посмел бы ему солгать. После того, как с хузарином люди Албатана развлеклись.
Хузарин принес хану удачу.
Поэтому Албатан оставил пленника в живых. На время.
Сейчас боги уже не улыбались. Но хан знал, как вернуть их расположение.
Родовой бог Албатана ездил в плетеном коробе вместе с иными реликвиями, доставшимися Албатану от предков. Давным-давно бога вырезал из дерева кама [33] самого великого Улцапона. Бог был черный и липкий.
Пленника, с выпученными от ужаса глазами, приволокли к хану.
– Видишь? – спросил Албатан, кивнув на уложенные в ряд тела. – Их убили твои родичи.
Хузарин быстро заговорил, путая печенежскую и собственную речь. Албатан не стал утруждать себя пониманием этого лепета.
33
Кама – шаман.
– Отпустите его, – приказал он воинам и вынул узкую саблю, сработанную мастерами из Синда.
Хузарин попятился было, но остановился. Глаза у него стали – как у овцы.
Албатан пару раз встряхнул кистью, затем ударил.
Воины восхищенно зацокали. Клинок развалил хузарину грудную клетку: прошел через ключицу, ребра, сердце, легкие, наискось рассек чрево и вылетел на свободу. Албатан стряхнул с дымчатого лезвия кровь и вложил в ножны раньше, чем тело хузарина рухнуло на землю. Один из воинов, нагнувшись над трупом, вырвал теплую печень, другой тесаком обрубил мертвецу большие пальцы: чтобы там, в подземном мире, хузарину уже нечем было натягивать тетиву. Там он будет рабом, а не воином.
Албатан взял бога и опустил его в разверстое нутро.
Воины замерли в благоговении.
Когда Албатан вынул бога, тот был липким и красным от удовольствия. Хан вернул его в короб и вытер руку о штаны.
Утреннее нападение стоило жизни нескольким воинам, но зато Албатан кое-что узнал. Он узнал о слабости тех, кого преследовал. Будь они сильны – вот тогда была бы настоящая беда. Убитый хузарин говорил: их побили так же. Налетели утром, внезапно – и порезали спящих. А гнались за ним непонятные люди. По одежке – славяне, а повадка хузарская. Хузары народу цапон враги. И славяне враги. Но славяне и хузары меж собой тоже не друзья, а враги. Непонятно! Зато ясно, что пленный не соврал. Сказал точно: одеты славянами, а повадка хузарская. Стреляют отменно, и луки у них хороши.
Албатан думал, но не медлил. Он знал, что дальше соляной тракт делает петлю, сворачивая к реке, и три дневных перехода дорога идет вдоль берега, петляя вместе с речушкой. Албатан отрядил три больших десятка воинов на лучших конях и послал напрямик через степь. Пусть бегут день и ночь, как волки за тарпанами. Пусть обгонят и нападут. Если окажется, что противник все-таки сильнее, – пусть отступят. И снова нападут. Пусть держат тарпана, рвут его за бока, уворачиваясь от копыт, пока не подоспеет вожак и не взрежет добыче пах.
Но одним отрядом Албатан не ограничился. Выделил еще людей и отправил за теми, кто нападал утром. Албатан подумал: может, они не захотят уйти? Слишком хорошо у них вышло сегодня. Слишком легко. Албатан подумал: может, они еще вернутся. Ночью. Или – следующим утром. Если те, кто поскачет по следу, увидят, что след поворачивает назад, пусть охотники разделятся. Одни пойдут дальше по следу, другие – наперерез. И узнают враги, что воины цапон умеют скрадывать не хуже хузар – лучше!
Глава семнадцатая
Преследование
Машег повел разведчиков «тропой лиса». Сначала на север, потом обратно, прямо по собственному «утреннему» следу. А верст через шесть повернул под прямым углом – к восходу. Теперь разведчики, двигаясь прямо, могли догнать своих. Но Машег не стал рисковать и заложил еще одну петлю длиной в десяток верст, дважды пересекавшую старый, «ночной» след, оставленный разведчиками, когда они в темноте подбирались к печенежскому лагерю. Замкнув петлю, Машег проехал по ее дуге еще немного, до «ночного» следа, намотал еще одну петельку поменьше. И еще одну. Но и после этого хузарин не поехал прямо, а вернулся на «ночной» след, где разведчики и залегли.