Путь воина
Шрифт:
— Ваши слова были бы справедливы в том случае, если бы речь действительно шла о странствующем рыцаре, — холодно заметил Гяур. — У меня же совершенно иная миссия в этом мире и в этой стране. Но в любом случае мне кажется странной сама ваша попытка наставлять меня на путь рыцарства.
— Что вы, господин генерал, князь и будущий правитель Острова Руссов, — продемонстрировал Коронный Карлик знание той истинной цели, которая привела Гяура на холмы Подолии. — Мне ли?
— Но ведь вы явились, чтобы уговорить меня выступить против казаков. Очевидно, кто-то в Варшаве решил, что мой корпус должен
— Именно так и решили.
— Значит, я получу приказ воеводы, а может быть, польного или коронного гетмана выступить в поход.
— Не сомневайтесь, получите. Буквально завтра. В ставке главнокомандующего рассуждают так: корпус уже сформирован, командование принял опытный французский генерал. А тем временем повстанцы действуют все более активно… Стоит ли медлить с переброской корпуса в Дикое поле?
Князь удивленно уставился на Коронного Карлика. Причем теперь уже в его взгляде не было воинственного неприятия этого странного, как сказал бы Ялтурович, «гостя из Варшавы»; на смену ему пришло обычное человеческое любопытство.
— В таком случае мне совершенно не понятно, с чем прибыли вы, господин Вуйцеховский.
— В отличие от вашей великой миссии спасителя земли славянской моя миссия скромна. Я всего лишь хотел дать вам небольшой совет: чей бы приказ вы ни получили, пусть даже за подписью и печатью самого короля, не торопитесь проявлять особую ретивость.
— То есть вы советуете не выполнять приказы польского командования?
— Я так не говорил. Думал тоже не совсем так.
— Тогда в чем смысл вашего визита ко мне, какова цель приезда сюда? Только в том, чтобы дать тот совет, который только что попытались дать мне?
— Извините, у меня такая служба — давать советы. Буквально всем — от короля до палача. И, что самое странное, оба — и король, и палач — как правило, прислушиваются.
— Не отвлекайтесь, господин Вуйцеховский, не отвлекайтесь. Так что там о… ретивости?
— В таком случае мы должны заверить друг друга, что с этой минуты все сказанное нами во время разговора остается сугубо между нами. Считайте, что мои заверения уже прозвучали.
— Мои тоже. Под слово чести.
Коронный Карлик закрыл глаза и, запрокинув голову, выдержал такую утомительную паузу, словно забыл о собеседнике или уснул.
— Восстание Хмельницкого, — заговорил, когда Гяур уже не рассчитывал услышать от него хотя бы слово, — это не совсем то восстание, которое видится некоторым его атаманам. Конечно, народ, получив оружие, звереет во стократ сильнее. Остановить, удержать его в рамках рыцарского приличия или хоть каких-то цивилизованных правил ведения войны будет сложно. Но дело не в этом. Химера всего этого казачьего бунта заключается в том, что он спровоцирован самим королем Владиславом IV. Поднимая это восстание, Хмельницкий выполняет тайный приказ короля.
Теперь настала очередь генерала надолго умолкнуть, но не потому, что он решил держать такую же артистическую паузу, какой только что удивлял его Вуйцеховский.
— И вы хотите, чтобы я поверил в эту блажь? — спросил он.
— Уверен: вы достаточно благоразумный человек, чтобы поверить в нее.
— Получается, что вы — ненавистник короля? — совершенно искренне предположил Гяур. — Никогда бы не подумал.
— Ненавидеть короля — пошло, князь. Любимых королей все равно ведь не бывает. И вообще не для того они созданы Господом, чтобы мы любили их, а для того, чтобы при одном упоминании об «их величествах» вселяли в свои души страх и смирение, смирение и страх… Перед Богом, короной и судьбой. Вам не кажется, что я вновь берусь поучать вас?
— Пока нет. Однако понимаю, что сказано вами далеко не все. Что вас сдерживает?
Коронный Карлик продолжал вести себя совершенно раскованно, и это немного коробило князя. В конце концов кто он такой, этот тайный советник?!
— Не так-то просто высказать, что я хотел бы высказать вам. Видите ли, нынешнее восстание понадобилось королю… Словом, оно было задумано, чтобы с одной стороны позволить Хмельницкому собрать казачье-крестьянскую армию, а с другой — заставить польский сейм разрешить королю собрать собственно польскую армию якобы для подавления восстания в Украине. Когда эти две воинские силы после нескольких степных турниров объединятся, татары и турки с удивлением увидят у своих границ мощную армию, готовую не только вытоптать копытами весь Крым, но и прогнать турок с Северного Причерноморья под стены столь любимого ими Стамбула. Вам не кажется, что я опять поучаю?
— Но если все, что вы говорите, правда…
— Не заставляйте меня клясться на Библии. Такого надругательства над собой она, как правило, не выдерживает.
— В таком случае меня удивляет, почему вы посвящаете меня, иностранца, в тайну польского королевства.
— Вовсе не потому, что мне не о чем больше говорить с вами за кубком вина, — мрачновато ухмыльнулся Коронный Карлик. — Скажу больше: вы совершенно не устраиваете меня как собеседник. Но есть высшие интересы королевства, генерал Гяур. Высшие и святые… — решительно проткнул он указательным пальцем пространство между своей головой и небом.
— В таком случае я так и не уловил их направленности. Эти ваши «высшие интересы» обязаны заставить меня выступить против Хмельницкого или же, наоборот, громить польские гарнизоны? Начиная с того, который засел в Каменецкой крепости? Вы уж говорите откровенно, господин королевский комиссар и тайный советник. Как скажете, так и…
— Когда вы получите приказ коронного гетмана выступать против Хмельницкого, вам трудно будет не подчиниться ему. Но в то же время вы можете еще несколько дней выждать, ссылаясь на то, что желаете видеть приказ самого короля. И не спешить к месту сражения, а составить гарнизон какого-либо городка, милях в пятидесяти от Каменца, и начать затяжные переговоры с Хмельницким.
— То есть я должен демонстрировать верность королю при полном игнорировании амбиций и неразумных приказов коронного гетмана?
— Мне ни за что не удалось бы сформулировать эту мысль столь по-военному четко и по-граждански философично, господин генерал, как это сделали вы. Я всегда трезво оцениваю собственные возможности, а потому почти избавлен от амбиций.
— Хорошо. Таким образом я потяну еще две-три недели. Что дальше? Ждать, когда коронный гетман выступит против меня со своими полками как против бунтовщика?