Путь воина
Шрифт:
— Затем вы понадобитесь королю. Не исключено, что ваш корпус, как уже давно сформированный, имеющий опытных воинов, станет основой новой королевской армии, которой придется воевать не с казаками или с придунайскими русичами, а с турками и татарами. Такой противник вас, подданного турецкого султана, устроит?
— Султан — неминуемый враг любого славянина.
— Вот видите: а мы с вами как-никак славяне! — неподдельно возрадовался Коронный Карлик. — Вот о чем мы иногда забываем, князь. Существует то, что нас объединяет: все мы — русичи, украинцы, казаки, карпатские русины, не говоря уже о нас, грешных поляках, —
— То есть такой вариант — «без него» — для короля и его сторонников предпочтительнее?
— Сами понимаете: некоторым польским аристократам трудно будет находиться в подчинении бывшего командующего повстанческой армией, пролившего немало польской крови. Точно так же, как Владиславу IV трудно будет положиться на польских аристократов — Потоцкого, Калиновского, Вишневецкого, Любомирского, усиленно выступающих сейчас против своего короля. А что касается вас, героя Тридцатилетней войны, французского генерала, потомка князей Рюриковичей, вполне реального претендента не только на княжеский престол Острова Русов, но и на престол Речи Посполитой… Я что, опять увлекся, князь?
Гяур цедил сквозь зубы красное молдавское вино и сосредоточенно кивал, пытаясь осмысливать не только то, о чем говорит этот Коронный Карлик, но и почему он это говорит и чьими устами.
— Но даже после этого вы, по-моему, сказали не все.
— Я должен указать вам путь к польской короне? Доложить, что королевская чета восхищена вами? Особенно королева…
— Я прибыл в Польшу на одном судне с принцем Ян-Казимиром и прекрасно знаю, кем сейчас королева восхищается, а против кого намерена выступать, причем самым решительным образом.
— Кем она пока что вынуждена восхищаться, князь, кем вынуждена… — уточнил Коронный Карлик. — И давайте не будем судить ее так строго, как привыкли судить всех кроме себя.
— Словом, о пути к польской короне нам лучше поговорить в следующий раз.
Королевский комиссар умолк и задумчиво изучал генерала. Ему нравился этот человек. Нравилось, как он держится, как пытается избегать придворных интриг. Точнее, пытается избегать самого присутствия своего при дворе…
— В этой войне вам может выпасть особая роль, господин генерал. Ваше княжество осталось где-то там, в низовье Дуная, разве не так?
— Вы достаточно осведомлены по поводу моего происхождения и моей миссии.
— Но, согласитесь, пока что вы ровным счетом ничего не предприняли, чтобы хоть как-то приблизиться к вашей тайной цели — возродить славянское княжество в устье Дуная, на территории, именуемой некоторыми восточными путешественниками и картографами Островом Русов. Решитесь не согласиться с моими выводами.
— Не решусь.
— И я знаю, почему не решитесь. Потому что вы пока что не определились, как вам продвигаться к своей цели, находясь далеко от своей земли, в другом государстве, в котором нет дела до давным-давно исчезнувшего княжества русичей. А мы готовы указать вам этот путь. Причем вполне зримый.
— Хотелось бы, чтобы так оно и случилось.
— Считайте, что уже случилось. Выстраивая свои далеко идущие планы, король Владислав подумал, что, если уж дело дойдет до настоящей войны с Турцией, ваш корпус мог бы огнем и мечом пройтись по турецким гарнизонам в Молдавии и, соединившись с войсками молдавского и валашского господарей, очистить от осман берега Прута и правый берег устья Дуная. Обратившись при этом за военной помощью к польскому королю. Разве вы, князь, не имеете права просить помощи у поляков, братьев-славян?
— Теперь кое-что проясняется, — оживился Гяур. — Во всяком случае, просматривается хоть какое-то продвижение к заветной цели старейшин нашего племени.
— Вот видите! — радостно и облегченно улыбнулся Коронный Карлик. — Я не привык темнить. В конце концов мы не дипломаты и нам нечего хитрить друг перед другом.
35
Они выпили за счастливую звезду, которая уберегла их от судьбы дипломатов. А также за рыцарство, за победу над врагами славянского мира, за мудрость польского короля и всех прочих королей мира сего.
— Кстати, о короле, — вдруг сузились глаза Коронного Карлика. — К государыне нашей Марии Гонзаге вы можете относиться с высоты мужчины, покорявшего сердца прекрасных парижанок, но в конце концов женившегося на графине Ольбрыхской и теперь владеющего несколькими имениями и замками в Польше и Франции.
«А ведь к этой встрече со мной он, судя по всему, готовился основательно, — с облегчением отметил Гяур. — Души из своих агентов вымотал, перед тем как предстать передо мной».
— К королеве я всегда относился с должным уважением, — вежливо склонил он голову.
— Но вы должны знать, что уже сейчас создается некая оппозиция королеве, которая готова будет поставить на вас как на претендента на польскую корону. Кстати, польские традиции это допускают. Стефан Баторий, как известно, был трансильванцем, или, точнее, венгром. Словом, крови там было намешано много. Поэтому вы вполне можете претендовать на польскую корону, выставив свою кандидатуру на обсуждение в сейме.
— Я — в роли претендента на польский трон? Для меня это совершеннейшая новость. Сама мысль об этом пока что кажется мне странной. Что это за партия, что за оппозиция такая, что она готова поставить на мою корону? Кто в нее входит и почему я узнаю о ней последним?
— Она… пока еще только формируется. Но обещает быть довольно мощной. И король уже знает о ней.
— Странная история. Что же он попытается предпринять?
Коронный Карлик поднялся из-за стола, прошелся по комнате, вынул из ножен висевшую на стене саблю — с дорогим, украшенным алмазами эфесом — и внимательно осмотрел ее.
— Вам хорошо известно, что король смертельно болен.
— В дворянских кругах Речи Посполитой эта скорбная новость обсуждается довольно бурно.
— Отсюда — и все дальнейшие выводы. Пока король жив, он, конечно, может убрать всех ныне здравствующих претендентов. Но судьба короны в любом случае будет решаться уже после его смерти. Или же в дни, когда уже никто всерьез не станет воспринимать его как особу коронованную. Поэтому королю хочется, чтобы корона досталась одному из его братьев. Это естественно. Традиции рода, знаете ли, династическая преемственность, которая всегда предполагает соответствующие почести предшественникам… Что в этом непонятного? Иное дело, что у Владислава IV возникли сейчас иные, более земные заботы.