Путь Волка
Шрифт:
– Гэбби, так и ты с нами, – сказал Валентайн, с облегчением осознав, что он наконец-то стал выше ростом, чем девушка с оленьими глазами.
Она посмотрела на него один раз, другой.
– Да, я тоже отправляюсь в долгий путь.
– Мы скучали по тебе. Отцу Максу пришлось задавать свои каверзные вопросы другим. Все изменилось, когда ты ушла.
– Да, все изменилось, – ответила она.
На прочие вопросы Гэбриэлла отвечала так же односложно и опустив глаза. Валентайну пришлось закончить разговор.
В первый вечер они остановились на заросшем травой перекрестке больше чем в дюжине миль на юг от дома падре. Члены отряда разбили лагерь и весь следующий день провели в разговорах. Пока спутники отдыхали, появился солдат, ведя за собой еще четверых новобранцев: двое светловолосых парней были близнецами и отличались гигантским ростом. Валентайну даже показалось странным, что звали их Кайл и Пит, а не Тор и Один.
Дальше на юг и на запад отряд продвигался простыми этапами, простыми с точки зрения людей, которые не назывались Волками. Для Валентайна каждый следующий день оказывался сложнее предыдущего. К тому времени как они добрались до окрестностей Миннеаполиса, группа разрослась до тридцати солдат и больше сотни юношей и девушек.
Лейтенант Скеллен встретил их у лодки, на которой люди партиями должны были переправиться через Миссисипи. На глазу у него была повязка, такая широкая, что ее скорее можно было бы назвать шарфом. Она прикрывала шрам в форме полумесяца. С лейтенантом было еще несколько дюжин рекрутов, таких же подростков с широко распахнутыми глазами, как и люди сержанта. Им было так же неуютно в незнакомых местах и среди незнакомых лиц. После переправы путешественники сделали крюк вокруг Городов Близнецов и направились в пустынные земли, заросшие степной травой. По пути им встретилось стоголовое стадо каких-то животных, каждое из которых напоминало гору меха и кожи. Волки сказали Валентайну, что это бизоны.
– Никакая погода нипочем таким косматым, – объяснил Финнер своим подопечным из Пограничных Вод, – когда начинается метель, бизоны не прячутся в лесу, а встают в круг и пережидают.
Валентайн еще многое узнал по пути на юг. Он научился делать компас, натирая старое двустороннее лезвие бритвы о свою руку. Когда лезвие заряжалось статическим электричеством, он подвешивал его на ниточку в банке из-под консервов, чтобы защитить от ветра. Проболтавшись туда-сюда, маленький кусочек металла находил север, как собака. Новобранцы научились тому, как и где разводить костры, выстраивать защитные барьеры из поленьев, чтобы спрятать огонь и направить тепло в лагерь. Ему рассказали об окопных кострах на большом ветру и о том, как жарить дичь на вертеле не над огнем, а рядом с ним, подставив внизу сковородку, чтобы поймать каждую каплю ценного жира. Валентайн научился делать муку не только из пшеницы, но и из рогоза, и даже из древесной коры. Он толок кору в кастрюле с водой, отделял жилки и оставлял ее отстояться, затем сливал воду и поджаривал мясистый крахмал на палке.
Даже с солью на вкус он был не очень, но Валентайн понял, что может есть практически все что угодно.
Что еще более невероятно – он прибавил в весе, хотя и был голоден от заката до рассвета.
Когда мешки новобранцев пустели, люди останавливались на одиноких фермах и в мелких поселениях, и жители кормили их.
– Нет, сэр, я не могу с ними сражаться, но я могу накормить тех, кто это делает, – объяснил один фермер с козлиной бородкой, передавая мешки бобов и кукурузной муки доброй сотне людей, вставших лагерем на берегу его ручья.
Валентайн учился обращаться с пистолетом. Волки пустили шапку по кругу и собрали около двух дюжин пуль с тех членов отряда, чьи боеприпасы подходили к его пистолету. Некоторые Волки носили по три кобуры с оружием, чтобы иметь больше шансов использовать пули, добытые в бою у погибших. Дэвид сбивал старые банки из-под краски и обветшалые, облезлые дорожные знаки. Во время одного из таких уроков стрельбы Валентайн попытался поговорить с сержантом Сэмюэлсом. Он только что сбил подряд целый ряд алюминиевых банок и очень гордился собой.
– Надо бы тебе попробовать левой рукой, – предложил ветеран.
Эта мысль стерла самодовольную ухмылку с лица Валентайна.
– Почему, сержант?
– Что, если тебя ранят в правую, парень? Если ее тебе только что оторвало? Я знаю, большинство инструкторов говорят, что это потеря времени. А я думаю, что хорошо бы уметь пользоваться и другой рукой. Заставляет и тело, и мозги работать по-другому, не так, как всегда.
Валентайн поставил одну из банок на место, резкий запах бездымного пороха защекотал его ноздри.
Он неловко поднял пистолет на уровень глаз, расставил ноги на ширину плеч. Валентайн сбил банку со второго выстрела.
– Можно? – спросил Сэмюэлс.
Валентайн протянул ему пистолет. Сержант внимательно, профессионально осмотрел его.
– Это твоего отца?
– Нет, сержант. Мне отдал его сосед моих родителей.
Сэмюэлс присвистнул:
– Такое оружие? Оно в отличном состоянии. Этот сосед, должно быть, много думал о тебе, – сказал он, возвращая пистолет Валентайну.
– Скорее, он много думал о моих родителях, – задумчиво сказал Валентайн. Он помолчал, не зная, как сформулировать вопрос: – Вы, кажется, тоже много думали о моем отце. Я ничего не знаю о его жизни до того, когда он встретил маму. Он говорил только, что путешествовал.
Сэмюэлс выглянул из дверного проема сарая. Лагерь был практически пуст. Патруль ушел под руководством лейтенанта, а новобранцы, воспользовавшись свободным временем, стирали и купались в ближайшей речке.
– Да, Дэвид. Я знал его. Мы познакомились не так уж давно, уже после того как небо наполнилось пеплом. Мы встретились в Мичигане вскоре после того как началось все это дерьмо. Я тогда был моложе, чем ты сейчас, мне было лет пятнадцать. Твой отец и я были в таком же отряде: сражались, когда могли, а чаще прятались. Полицейские, военные, несколько ребят из береговой охраны озера Мичиган.
Мы даже форму придумали – к шляпе пришивали, как придется, кусок камуфляжного материала. Господи, какая это была голодная и жалкая банда! – Он покачал головой и продолжил: – Даже когда нам удавалось взрывать грогов, мы не могли в это поверить. Все было как в кино, в научно-фантастическом. Никто ни фига не знал о том, что происходит. Я плакал, кажется, каждую проклятую ночь. Когда взорвалась ядерная бомба, мои родители были в Детройте. Тогда-то я и понял: от слез тебе лучше, да только это ничего не меняет. Слезы высохнут, а ты по-прежнему голоден. И тебе по-прежнему одиноко.