Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Шрифт:
– Ты хочешь питаться у них?
– Конечно. А что?
– У тебя несколько снизился уровень полиглицеридов. Лучше, если для тебя буду готовить я.
Дразня ее, я сказала:
– Джун Терпл говорит, что Ганс готовит лучше тебя.
– Нет, она сказала, что он хороший повар, – поправила Гипатия, – но и я не хуже. Кстати, я уже связалась с ним, так что если хочешь узнать что-нибудь об экипаже…
– Нет, не об экипаже. Но Звездный Разум говорила что-то о Ребекке Шапиро. Кто она такая?
– Этих данных в базе «Феникса» нет, Клара, – сказала
Она превратила стену моей каюты в экран, и на нем появилось лицо; в то же время Гипатия принялась излагать биографию Ребекки Шапиро. Оперная певица, прекрасное драматическое сопрано, блестящее будущее – но при авиакатастрофе повредила гортань. Гортань восстановили, она годится для большинства целей, но петь «Царицу ночи» Ребекка больше никогда не сможет. Убедившись, что ее жизнь на Земле разрушена, Ребекка записалась в мою программу.
– Есть еще вопросы? – спросила Гипатия.
– Не о Ребекке. Мне интересно, почему тот корабельный мозг назвали Гансом.
– О, это была идея Марка Рорбека: он хотел назвать его в честь одного из пионеров программирования. Но ведь имя не имеет значения, верно? Почему ты назвала меня Гипатией?
На это у меня был ответ.
– Потому что Гипатия Александрийская была мерзкой умной шлюхой. Точно как ты.
– Хм, – произнесла она.
– А еще она первая знаменитая ученая женщина, – добавила я, потому что Гипатия очень любит разговоры о себе.
– Первая известная женщина-ученый, – поправила она. – Кто знает, сколько было женщин, о чьих достижениях мы не знаем? В вашем древнем мире у женщин было не очень много возможностей – как и сейчас, кстати.
– Но предполагается, что ты была красавицей, – сказала я. – И к тому же девственницей.
– Совершенно добровольно, Клара. Даже эта древняя Гипатия ни во что не ставила плоть и плотские удовольствия. И я не просто умерла. Меня жестоко убили. Стояла холодная весна 450 года от Рождества Христова, и толпа проклятых монахов разорвала меня на куски, потому что я не была христианкой. Во всяком случае, – закончила она, – это ты выбрала для меня личность. Если бы ты хотела, чтобы я была кем-то другим, ты дала бы мне другую личность.
Она улыбнулась.
– Я еще могу это сделать, – напомнила я. – Может, подойдет Жанна д’Арк?
Она содрогнулась от мысли, что придется стать христианкой, а не богобоязненной римской язычницей, и сменила тему:
– Не хочешь ли, чтобы я связалась с мистером Тарчем?
Я хотела и не хотела. Я еще не готова была с ним поговорить. И поэтому покачала головой.
– Все думаю об исчезнувших существах, которых мы собираемся воскресить. У тебя есть записи хичи, которые я еще не видела?
– Еще бы! Больше, чем ты сможешь просмотреть.
– Тогда покажи.
– Конечно, босс, – сказала она и исчезла, и в то же мгновение я оказалась на выступе скалы. Передо мной расстилалась зеленая долина, по которой передвигались какие-то необычные животные.
Разница между изображениями, создаваемыми на «Фениксе» и на моем корабле, в том, что мои стоят намного дороже. Аппаратура «Феникса» вполне пригодна для работы, потому что показывает все необходимое, но моя помещает вас прямо в происходящее. К тому же моя система полностью передает ощущения, так что я могу не только видеть, но и чувствовать. Я стояла на скале, легкий теплый ветер шевелил мои волосы, в воздухе чувствовался запах дыма.
– Эй, Гипатия, – с легким удивлением сказала я. – Разве они открыли огонь?
– Нет, они не умеют им пользоваться, – прошептала она мне на ухо. – Должно быть, в тех горах во время бури ударила молния.
– Какой бури?
– Той, что только что миновала. Разве ты не видишь, что все мокрое?
На моей скале было сухо. Солнце над головой большое, яркое и очень горячее. Камень оно уже просушило, но я видела, что с растений у основания скалы еще каплет; повернувшись, я увидела в отдаленных холмах полоску горящей растительности.
Долина была гораздо интереснее. Рощи или что-то похожее на рощи; стадо больших косматых существ – размером с белого медведя, но, очевидно, травоядных, потому что они трудолюбиво наклоняли деревья и поедали листву; две реки: одна, узкая, с быстрым течением и небольшими порогами, спускается с холмов слева от меня и впадает в другую, более широкую, справа, вместе они образуют широкий поток; другая группка мохнатых существ, еще более крупных, пасется на равнине; все вместе, пожалуй, похоже на Великую Американскую прерию до того, как там были уничтожены все крупные животные.
Но самое интересное – с десяток хищников неподалеку осторожно окружали три-четыре существа, которых я не могла разглядеть.
– Это они? – спросила я у Гипатии. И когда та ответила утвердительно, приказала приблизить их.
Вблизи я увидела, что те, на кого охотятся, похожи на свиней, но с длинными тощими ногами и длинным беличьим хвостом. Мама-свинья скалила зубы и пыталась отогнать хищников, а три малыша прятались у нее под брюхом. Но я смотрела на хищников. Они казались похожими на приматов, с обезьяньими лицами и короткими хвостами. Но не на земных приматов, потому что у них было шесть конечностей: четыре, на которых они бегали, и две похожих на руки; в этих руках они держали камни с острыми краями. Заняв позицию, они принялись бросать эти камни в добычу.
У матери-свиньи не было ни одного шанса. Через несколько минут два ее детеныша упали, а она убегала, помахивая длинным хвостом, словно тот был метрономом; уцелевший поросенок бежал за ней. Хищники получили то, за чем пришли.
Сцена была не слишком приятной.
Я прекрасно знаю, что животные пожирают друг друга, и не склонна к сантиментам на сей счет – да я и сама ем мясо! (И не всегда с пищевой фабрики.) Все равно мне не понравилось то, что происходило полмиллиона лет назад в этом чуждом вельде: один из поросят был еще жив, когда хищники начали пожирать его, и его писк отчетливо доносился до меня.