Путь
Шрифт:
Однако сотрудники КГБ Союза весьма детально проработали инцидент, обратив внимание на многие факты. Были отслежены все участники битвы, определена групповая принадлежность, выстроена криминалистическая версия, даны вероятностные заключения, опрошены тысячи свидетелей, участников происшествия и пострадавших. В ходе процессуальных действий следственный комитет собрал необходимое количество материалов и дал им оценку.
В первую очередь выяснилось, что начали акт агрессии жители кампуса с преимущественно немецко-скандинавским населением. Также к делу были приобщены письменные доказательства — листовки (прил. в мат. дела), в которых жители кампуса с преимущественно славянско-тюркским населением
Впрочем, жители пострадавшего кампуса смогли отразить нападение и, более того, оказав сопротивление, сумели одержать победу. Подтверждением сего является тот факт, что более десяти тысяч человек слышали крики жителей «Райха», призывающие к пощаде — это подтверждают и сами участники массовой драки. Однако, несмотря на разногласия и противоречия между кампусами, в дальнейшем победители оказали первую медицинскую неотложную помощь тяжелораненым с обеих сторон, тем самым добившись того, что во время битвы практически удалось избежать смертей.
Практически. Ведь через три дня, не приходя в сознание, при транспортировке в маглев до Аквилеи, скончался Иван Дмитриевич Котлин, верный муж, хороший отец и надёжный сын безутешного отца. Это была единственная жертва Битвы у Стены.
***
— Мы собрались здесь, чтобы почтить памятью моего сына, — начал Митяй, возвышаясь в огромном зале, не вмещавшем людей, так что многие стояли снаружи и слушали через широко раскрытые окна. — Он был замечательным парнем, добрым другом, в первую очередь мне, его отцу. Да, Ваня был моим другом, и я очень этим горжусь. Его воспитывал не только я, многие из вас приложили руку и слово к характеру Ваньки, спасибо вам за то, ребята.
Многие молча закивали, соглашаясь со словами Митяя.
— Он вырос вместе с Ганзой, приехав сюда ещё ребёнком. Ванька впитал в себя дух нашего кампуса, и его жизнь была непосредственно связана с вашей. И вот мы здесь, а его нет. И никогда больше не будет. Никогда больше я не взгляну в его глаза. Это горе, пацаны, это горе.
Митяй замолчал. Было слышно, как неподалёку шумят тополя, и поёт печальную песню невинная птаха. Переборов душившие его слёзы, Митяй продолжил.
— Это горе, которое мне нести всю мою жизнь, стараясь не упасть под её тяжестью. А что тогда остаётся делать? Что делать? Мстить? Ведь месть — это то, чем можно занять мысли и руки, сжав их в кулаки, верно? — он вскинул взор, оглядывая всех вокруг.
В возникшей тишине стало слышно, что ветер стих, и птичка замолчала. Пальцы Доктора, сидящего слева от Митяя, мелко задрожали, когда он услышал последние слова безутешного отца. А затем прозвучало и его имя.
— Однажды Саша Доктор сказал, что если кто-то надумает мстить, то пусть копает много могил, потому что в них ляжет немало людей с обеих сторон. Я долго думал над этим… я долго думал… — он замолчал и мелко покачал головой, — И согласился. Начав мстить за сына, я приму решение, которое погубит многих из вас, моих родных, друзей и товарищей — вас и ваших детей. Погубит их будущее. — Митяй обвёл всех взглядом. — Сегодня почтить память моего сына приехал сам Гилли Градский, человек, который не нуждается в представлениях.
Справа от стоящего и говорящего Митяя сидел полноватый старенький дедушка, с седыми волосами, морщинистой кожей и усталыми глазами. Он понимал речь без переводчиков и легонько кивал в такт речи, как бы плавая подбородком по волнам вечности. За его спиной, весь в синяках, стоял его юный внук — тот самый парень, которого били лежачего после победы.
— Это дань уважения, — продолжил Митяй. — И знак добрососедства. Нам нужно будет учиться смотреть друг на друга без вражды. Это сложно, но можно. Можно. Хотя Ваню этим не вернуть…
И замолчал, переполняемый чувствами, затем продолжил дрожащим голосом.
— Возможно, кто-то меня осудит… возможно, не отрицаю…
Митяй прокашлялся. А все слушающие замерли вместе с ним, легонько и бесшумно расступаясь, когда девушки с чёрными платками на головах пошли разносить водку и солёные огурцы.
— Много плохого было между Сталинградом и Ганзой: и смерти, и искалеченные жизни, и ненависть. Мы могли бы бесконечно воевать друг с другом, мстить за друзей и родных. Но! — Митяй обвёл всех взглядом. — Недавно я услышал правильные слова о том, что нельзя идти вперед, глядя назад! Если мы будем бесконечно вспоминать старое и перетирать ошибки прошлого, то всё останется по-прежнему. Поэтому я принял решение, что не буду мстить за смерть сына… и призываю вас этого не делать. Мстить случайности — это всё равно, что бороться с потопом. Это мои, Митяя Котлина, вам слова. А теперь давайте помянем Ваньку, стоя, не чокаясь.
**
И Сталинград, действительно, отказался мстить Райху. От пострадавших русских в Союзный суд поступило заявление о примирении сторон и просьба об отказе в возбуждении уголовных дел к значительному количеству немецкоязычных мужчин, которые вполне могли бы иначе схлопотать нешуточные тюремные сроки. В итоге суд, конечно, наказал весь полис, но мягче мягкого — денежным штрафом. Благодарные немцы заплатили долг сразу и полностью. Появился первый контакт, и отношения потеплели.
Но будни шли, победа уходила на задний план, люди погружались в привычное состояние обычных хлопот, да житейских забот. Делегации из обоих кампусов собирались в рабочем порядке, решали вопросы и придумывали, что делать. Однозначно было утверждено, что многострадальную стройку нужно сносить, и строить нечто объединяющее, какое-то пространство для взаимного соприкосновения культур. Может быть, парк… Но где взять рублы? Денег-то нет! Немцы, если напополам, то нашли бы инвестиции, но раз у русских с финансами плохо, то от этих денег ни жарко, ни холодно. И не понятно, что за парк будет — может, продолжение той же бесконечной стройки? Да ещё у русских воруют, с ними каши не сваришь — скомуниздят, а скажут, что потеряли. Не! И немцы развели руками, мол, у самих в карманах пусто.
Люди с выжиданием смотрели на Доктора, а он — на них, не понимая, что ему делать дальше.
**
Однажды Саша сидел у окна на первом этаже съёмного дома, и пил чёрный чай с бутербродом. Утро выдалось туманным, чувствовалось приближение осени. Багряный лик восхода золотил его лицо и щурил веки. Все спали, конечно, а вот Доктору сон не шёл, потому как вопрос с тем, куда идти дальше, решён не был. С одной стороны, ему жить можно, пацаны из Сталинграда выделили денежку — на жильё-быльё хватает. Но это, конечно, не те деньги, чтобы строить полисы. А без постоянного улучшения изменений не будет, а если будут, то только вниз, в агонию стагнации. Но тогда всё теряет смысл. А куда идти, и какой должен быть путь, он не знал.