Путь
Шрифт:
Когда женщина несмело вошла, Тяпа скромно мочился в писсуар, а Кащей вытирал под носом, глядя на себя в зеркало и делая вид, что сморкается. Катарина тут же отвернулась от Тяпы.
— Заходи, чё ты, не стесняйся, все свои уже.
— Я бы… мне бы… кольцо бы… да идти.
— Да на своё кольцо! И где оно? А нету.
— Как нет, Николай, где же оно тогда?
Колян в недоуменье вытаращил глаза и уставился на свои ладони. Пошевелил пальцами. Повертел кистями. Поиграл фалангами. Пошлёпал ими себя по щекам и, будто не замечая реакции потерянной женщины, хлопнул в ладоши и устремился к выходу, по пути громко
— За мной, Тяпа, погнали на свадьбу, комон! Вот теперь я чувствую, что всё будет круто! Ух, как круто!
— Что мне теперь делать? Меня же уволят, — сморщилась и захныкала женщина.
— Да пошла ты, клюшка! — захохотал Кащей и был таков.
Лицо Катарины лучше было не видеть.
*
«Петрово подворье», где праздновалась свадьба, располагалось тут же, через бульвар от Дворца бракосочетаний. И, пока все гости ожидали молодых в фойе, а потом бурно аплодировали им, несколько человек незаметно отделились от общей массы и вышли из здания Дворца. Вместе с ними исчез и Орлан.
Спустившись к гостям, Колян поискал глазами отца, но заметил только папу Аттала, он заволновался было, но тут его мысли мгновенно изменили течение: он воодушевился от рукоплесканий в свою честь и сосредоточил внимание на изменении сознания — его движения стали резкими, Кащей заиграл губами, то собирая их в улыбку, то разбирая в усмешку. Раздались хлопки шампанского, полились было первые тосты, но тут музыка в зале немного стихла, намекая на то, что пора перемещаться в соседнее заведение. Все как-то интуитивно поняли ситуацию и стали собираться к выходу.
В это время парни Орлана заканчивали проверку «Петрова подворья» на наличие передатчиков в помещении и отсутствие яда в пище. Проблем не обнаружилось, как Слава и ожидал — он прямо чувствовал, что полис, по сути, становится его хозяйством. Отец жениха засунул большие пальцы за кармашки жилетки, барским взглядом оглянул добротное немецкое заведение и улыбнулся своим мыслям.
— Аттал-то понятно зачем в полис лезет — он хочет тут «снег» пгодавать. «Это бизнэс, просто бизнэс», — с ударением на «э» произнёс он у себя в голове. И тут же продолжил мысль: — Но надо его осаживать, а то подсадит на нагкоту весь полис, потом получим здесь гетто. Нужно газделиться, пускай он в Сталингаде габотает, а я на Гайх сяду — с немцев можно геальные гублы поиметь. Главное — не давить, но и не давать слабины. Так-то будет хогошо, так-то будет славно, — Орлан даже начал притопывать ногой, чрезвычайно довольный собой.
Тогда, на Берегу, они сразу обсудили с Атталом все тонкости. Мужики-то уже пожившие, тёртые, с сединою на висках, серьёзные, страшные, никаких восточных церемоний, каждое слово — только по делу. Раньше он думал, что вражда их будет вечна, до смерти, а вот, поди ж ко ты — встретились два непримиримых друга и обо всём договорились. Хотя всего лишь пару месяцев назад Орлан ни за что бы не поверил, что будет стоять рядом с Атталом на свадьбе детей.
— Эх, Талька, Талька, с босых ног вместе — дгузья не газлей вода, но всегда в сопегничестве друг с другом. Утгом газдегёмся, вечегом из одной тагелки суп швыгкаем, днём кгапиву вичками чехвостим, ночью окошки в упгаве бьём. Хогошо жили, дгужно. Я ж ещё на его сестге, на Тёмке жениться собигался, цагствие ей небесное. Не спуталась бы она тогда с этим Адиком, чёгт бы его, покойничка, побгал, так, может, и до сих пог в миге бы и жили, — сплюнул Орлан, пошёл перепроверять своих и с ходу принялся посылать всех «с хега на хег». А было за что: окна плотно не закрыли портьерами, искатель на входе не включили, болваны, поваров не обшмонали* (не обыскали). Он так зыркнул на бригадных, что те зашкерились* (он так свирепо поглядел на своих помощников, что те отвели глаза).
В это время с улицы послышались весёлые возгласы. Толпа гостей наконец-то вышла из Дворца на мощёный булыжником бульвар, спеша попасть под объективы свадебных фотографов. Все торопились засветиться на как можно большем количестве снимков. Все, кроме Орлана со своими пацанами и Гилли Градского, который в эту секунду неторопливо входил во внутреннее помещение «Петрова подворья» — массивного сооружения с залом на сто двадцать человек и огромным двором. Гилли отворил дверь с наклеенными на неё четырьмя золотыми звёздами, увидел отца жениха, не спеша подошёл поближе и присел за ближайший к Орлану стул.
— Гад. Гад видеть тебя в добгом здгавии, Гилли, — подмигнул ему Слава.
— Гауно ты… гауно у нас не бывау, Арлан, — тут же ответил Градский.
— Вот, видишь, где повелось свидеться — на свадьбе детишков. Постагел ты, Гилли. В шигину гастёшь. В могщинах весь. Как гука?
— Рука у порядку, робит сабе поманеньку, — он посгибал пальцами сухой левой руки. — А я, Славошка, да, старэю, старэю. Няма во мни таго духу, што был ране. Иные часы настают, иные людзи прыходзят к нам на замену. Молодозь дышет у спину!
— Мы ещё повоюем, Гилли. Пока они там подгастут, пока силу почуют, с десяток лет есть точно. У меня. Насчёт тебя не знаю, не знаю, — недобро усмехнулся Орлан.
— Я ужо за годами не гонюся. Я радуюся, што младое поколенне будзе годна нас. И больша нас, и лепше. Што гэта будут мощные хлопцы, и жить оны будуть по поняцием гонару. По меньшей мере, у меня так. Как у тебе — не ведаю, — ответил подачей на подачу Градский.
— Что значит, не ведаешь, как у меня? У меня сын — хозяин полиса, его жена — дочь Аттала, я — отец, Аттал — тесть. По-моему, всё отлично! — уверенно расправил плечи Слава.
— Усё, да не усё!
Орлан молча развёл руками, состроил злобно-ухмыляющуюся рожу и задал ироничный вопрос:
— И что, по-твоему, это должно значить?
— Як што? — состроил удивлённое лицо Градский. — А то ты не ведаешь?
— Не знаю что? Гилли, ты не темни, лучше. Что я не знаю?
— Што Коля Кашчэй пры усих подписався.
— Под чем опять он подписался?
— Што ён фуфлогон.
— Чё-ё-ё?! Чё ты сказал?! Чё ты щас сказал?! Ну-ка, блять, повтоги! — мгновенно взъярился Орлан, раскинув крылья пальто.
— Ты рот-то на мяня широко не раскрывай, Арлан, ты всё ж пока в моим кампусе находзишься. Я же тоби не сказки рассказываю, я прауду кажу пра то, шо он так при усих заявив, человек сто слыхало. Идзи и у их у всих спроси. Усе гэта подтвердзят! — довольно устало, но очень спокойно ответил ему старый Гилли. — А мне не трэба высказывать прэтэнзии, гэта не я подписався под тем, а твой сын.
— Кто его подписал? — злобно ощерился Слава, уже зная ответ.
— Миця, хто ж яшче? — Градский легко сдал давнего недруга.