Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Понятно.
Ждите ответа.
Ждите ответа.
Ждите ответа…
Потом меня напоили теплым бульоном, не куриным, но вполне себе птичьим по вкусу.
И опять чемто укололи в шею.
Здравствуй, опа, Новый год. Хотя на этот раз откидывался в бездны я не стремительно, а весьма неторопливо – так сказать, прогулочным шагом. И не совсем в темноту черную. Просто был выведен из действительности в покой. Наверное, чтобы глупых вопросов не задавал.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 40 число 5 месяца, пятница, 28:13.
В этот раз разбудили меня явно уже ночью, так как весь свет в кубрике исходил от настольной лампыночника на столе рядом с кроватью гдето у меня за головой.
Медсестра оказалась англоговорящей. Позвенев какимито железками за пределами видимости, она ласково проворковала, протирая мне шею мокрой ваткой:
– Ну, вот и хорошо, больной, что вы проснулись. Теперь один маленький укольчик снотворного – и завтра будете как огурчик.
– Зеленый и в пупырышку? – попытался я пошутить.
– Нет, свеженький и ядреный, – улыбнулась она, обнажив ровные мелкие зубки, появляясь в пределах видимости. – Доктор Балестерос в восхищении. Говорит, что вы обязательно пойдете на поправку, если не будете брыкаться. С переломом шеи это очень опасно.
И снова убралась кудато с моих глаз.
А я подумал, что своими виражами наперегонки со смертью я всетаки сломал себе шею, причем не фигурально, а натурально.
– Может, не надо уже снотворного? Я и так проспал, наверное, несколько суток! – взмолился я.
– Предписано доктором, – строго заверили меня, не оставляя никакой альтернативы.
– По крайней мере, скажите мне: где я?
– В госпитале, – ответили мне лаконично, но совершенно неинформативно.
– Это я понял уже. А где находится госпиталь? – настаивал я на определенности.
– В Виго, – ответили мне. – Вы в госпитале Рамбама.
– Что такое Рамбам?
– Не что, а кто, – строго поправили меня. – Рамбам – это акроним от раббену Моше бен Маймон. Еще он известен в Европе, как Маймонид. Это знаменитый врач из Кордовы. Жил в двенадцатом веке. А госпиталь принадлежит сефардской общине города. У нас очень хорошие хирурги. Так что не беспокойтесь, все у вас будет хорошо.
Я не видел ее лица, так как медсестра стояла практически у меня за затылком, а я попрежнему был привязан к кровати. Понял, что укола мне не избежать, но до него решил выяснить главное:
– Где мои девочки?
– Спят, наверное. Не беспокойтесь за них, они сюда каждый день ходят, справляются о вашем здоровье. Даже удивительно. Первый раз вижу, чтобы столько красавиц одновременно бегало за мужчиной, который внешне не представляет собой ничего особенного. Вы певец или актер?
– Философ, – ответил ехидно, а в душе ликуя от того, что меня девчата не бросили тут одного.
– Вы давно со Старой Земли? – поменяла медсестра тему.
– Две недели.
– Значит, ТАМ чтото серьезно переменилось с момента моего убытия, раз стало модно бегать за философами. Куда катится мир?
С этими словами она вколола мне очередную дозу, и я поплыл на волнах препарата, вторгающегося в мою кровь. Но настроение было очень хорошее.
Я отходил почти счастливым.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 10:04.
Очнулся и некоторое время лежал тихо, не привлекая к себе внимания. Надо было обдумать ситуацию, в которой оказался. Хотя при таком «обилии» информации хрен что удумаешь, кроме химеры. Однако… «Штирлиц, подумайте, – сказал Борман. – Штирлиц подумал, и ему это понравилось». Вот так и я: нравится мне сам процесс думанья после этой долгой тьмы без сознания и без думанья. Прав был Декарт: «Я мыслю, – значит, существую».
В конце концов, на философском факультете нас учили только одному – думать. Но это было раньше, во времена «исторического материализма». Сейчас со студентов тупо взятки берут. «Садитесь – пять. Профессор, может, всетаки четыре? Сказал: пять бутылок коньяка, значит – пять». Итак: я мыслю, значит, существую. Неоспоримая истина, и пофиг все основные вопросы философии. Тем, кто не мыслит, они не нужны уже. Совсем. Какая разница, существует этот мир только вместе со мной или существует так же и без меня? Мне в этом смысле все уже перпендикулярно и фиолетово, раз я это оценить не могу. Каждый человек в глубине души – солипсист.[382] Осознание того, что его не станет, а все вокруг так и останется, его пугает похлеще дантовского ада.
Но мне главное – разобраться, на каком я свете сейчас и почему привязанный?
Зрение, кстати, порадовало меня сегодня: видел даже самые мелкие пупырышки на потолке. Не все так плохо, как казалось. Стоило выгнать козу… Вот так вот, сломаешь пару раз шею – и станешь не только толстовцем, но и истовым поклонником Диогена Синопского, которому для жизни ничего не было нужно, кроме глиняной бочки.
Както знаменитый философ Платон увидел, что Диоген моет себе овощи на обед, и попенял ему: «Если бы ты служил Дионисию, то тебе не пришлось самому мыть овощи». В ответ Диоген только грустно выдохнул: «Если бы ты, Платон, умел мыть овощи, то тебе бы не пришлось служить Дионисию». Почему же я, тоже вроде как философ, по крайней мере по диплому, всю свою сознательную жизнь «служил Дионисию»?
Чтото паршиво я сегодня думаю. Мысль скачет, как та коза по веткам. Информация… Необходима информация, а ее нет.
К Диогену Синопскому, когда он стал уже знаменитостью Афин, както пришел один крендель и попросился в ученики. Диоген повел того на рынок, выпросил у торговцев большую рыбу, сунул ее в руки нового ученика и потребовал за собой носить. Новообретенный ученик два дня носил за Диогеном эту рыбу, пока она не протухла, потом выбросил ее, обругал философа матерно подревнегречески и ушел. Через месяц Диоген столкнулся с этим человеком на агоре и сокрушенно воскликнул при этом: «Надо же, такая маленькая рыбка разрушила такую большую дружбу!»
К чему это я? А к тому, что у девочек, что идут за мной, в руках такая же рыба. Или эта рыба – сам я?
Дверь со стуком распахнулась. Потянуло легким сквозняком.
Надо мной склонился человек, очень похожий на Марчелло Мастроянни в молодости. Теперь стало понятно, почему медсестра вчера восприняла меня как ничего из себя не представляющего мужчину. Куда уж нам, лапотным, если у них тут доктора с такими мордами…
– Вы доктор Балестерос? – спросил я его поанглийски.
– Нет, я Лусиано Веласко Купер, – ответил тот мне на том же языке. – И даже не доктор, а всего лишь ординатор. Магистр медицины.