Путанабус. Трилогия
Шрифт:
22 год, 33 число 6 месяца, воскресенье, 20:59.
– Ну что, мальчики, фотографироваться будете? – съехидничал я в эфир.
– Ну его к дьяволу, – отозвался летчик, – я не камикадзе, в тебя втыкаться в такой темноте. Потом какнибудь. Должен будешь. Удачи вам.
– Победы, мальчики, только победы, – произнес я фразу, которая уже стала моим девизом на Новой Земле.
– Победа – это всегда хорошо, – отозвался капитан ВВС Конфедерации американских штатов.
– Победа, Танька! – воскликнул я с полным ощущением счастья, сцапал девушку за плечи и поцеловал в губы, больно уткнувшись лобешником в «очки» прибора ночного видения, откинутые на лоб девушки.
Самолет сделал над баржей еще круг, и наш спаситель начал удаляться от нас, забирая на северовосток. И вскоре гул моторов в небе над Заливом затих.
Я выключил прожектор и откинулся на матрас, который мы с Таней постелили на крышу рубки, чтобы не валяться мне на голом железе за пулеметом, и с удовольствием вытянулся, глядя на восходящую над горизонтом луну.
– Трофеи собирать будем? – спросила меня Бисянка, снимая с головы прибор ночного видения.
– Какие трофеи, Танечка? – усмехнулся я, рассматривая девушку в тусклом свете тропических звезд. – Шхуну самолет утопил, глиссер ушел, а шариться ночью около остатков «Зодиака» – занятие для самоубийц. Ты внимательно читала в орденском путеводителе про морскую фауну тут? И про ее поведение по ночам?
Таня пожала плечами. Когда морские твари жрали остатки абордажной команды, она в другую сторону целилась.
– Всем отбой боевой тревоги, – гаркнул я в «ходилку» по общему каналу. – С победой, братья и сестры! Особая благодарность экипажу судна. Ктонибудь, смените рулевого, а то Санчо скоро третью вахту стоять будет. Рубка: курс – Береговой. Машина – экономичный ход. Меня не будить, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь. Старший – Луис.
И отключил рацию.
– Танька, какая ты красивая в этом свете восходящей луны, – залюбовался я девушкой.
– Ты это серьезно? – спросила девушка, опускаясь рядом на колени и кладя мне руку на грудь, пытаясь в этой темноте заглянуть мне в глаза.
Рука Бисянки мелко дрожала. Ну да. Адреналина мы получили, пока не прилетел самолет, мама не горюй – на полгода вперед. И если во время боя у нее рука не дрожала, когда она из тяжелой «светки»[456] в полной темноте на звук и по силуэту в ПНВ выбила один из двух двигателей на глиссере, то сейчас, скорее всего, она и в сарай бы с сотни шагов не попала на таком отходняке. Ну, то она, а то я, который из пулемета по этому глиссеру ни разу не попал. И Луис не попал в него из «браунинга», хотя стрелял трассерами.
Я накрыл своей рукой узкую ладошку девушки и спросил:
– Страшно было?
– Нет, – ответила она срывающимся голосом. – В бою страшно не было. Сейчас страшно. Мы же на волоске висели. Если бы не любезность с неба…
Таня вздохнула, слегка помедлила и решительно легла рядом со мной на матрас, уткнувшись носом в мою подмышку.
– Дааа… – протянул я, вспоминая, как над нами гудели шмелями крупнокалиберные пули со шхуны и с другой стороны, тонко посвистывая, пролетали очереди пулемета с глиссера. И как задорно орала в предвкушении резни абордажная команда пиратов на «Зодиаке». И как у меня сердце ухало в подбородок, сбивая прицел.
При воспоминании об этом мои коротенькие волосенки встали дыбом. А вот в бою некогда было рефлексировать. Успевай поворачивать тяжелый пулемет и палить то в шхуну, то в глиссер, то в «Зодиак» по абордажной команде. С двумя перезарядками почти триста патронов я расстрелял за пятнадцать минут боя. Осталось в ленте не более двух десятков.
Зато в надувную десантную лодку я попал. По крайней мере крики раненых я слышал оттуда, когда мои пули летели в том направлении.
Все же морские сражения страшнее сухопутных. По местам стоять, и с места тебе уйти некуда. Ни окопчика тебе, ни ложбинки, ни воронки. И храбрость моряков – это особая храбрость. В полный рост. «Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей». Это о моряках сказано. Еще в Первую мировую войну.
Потом надувную лодку пиратов подсветила Бисянка, включив поворотный прожектор, и по пиратам отработал пулемет боцмана, разваливая и без того хлипкую конструкцию из пластика, резины и пенопласта тяжелыми полудюймовыми пулями.
И моментально вскипело море, и морские обитатели за несколько секунд сожрали не только трупы, но и всех, кому повезло остаться живым, цепляясь за плавучие остатки «Зодиака». И снова гладкие как зеркало воды Залива. Как будто бы никого там и не было.
Гул моторов самолета еле слышался через грохот крупнокалиберных пулеметов, как наших, так и пиратских – тех, что со шхуны, где их было не меньше трех штук, судя по хорошо видимым в темноте трассерам.
Командир невидимой в небесах «Каталины» попросил нас подсветить шхуну.
Но я стрелял по шхуне из пулемета, стараясь выбить вражеских пулеметчиков, и не мог отвлечься, потому что они тоже стреляли по мне. Тогда героическая Бисянка встала под пулями во весь рост и развернула прожектор на пиратский корабль.
Тут «Каталина» конфедератов зашла на шхуну как на учениях и точно положила ей в мидель бомбу.
Резко вспыхнуло, почти ослепив. Воздух упруго толкнул в лицо, хотя до пиратов было почти километр.
Была шхуна, и нет шхуны. Только щепки по воде плавают, догорая. Жуть.
– Парни, это вы чем только что шарахнули? – спросил в гарнитуру.
Анфиса както умудрилась связать мою «ходилку» с самолетной рацией напрямую.
– Маленькой бомбочкой объемного взрыва, – ответили небеса. – Вам понравилось?
– Не то слово, – отвечаю. – Штаны отстирывать долго придется. Страшное оружие.
– Зато эффективное. И не надо топмачтовика из себя изображать, как с фугасками.
– Согласен. Ну, что, мальчики, фотографироваться будете?..