Путаный след
Шрифт:
— А для чего ты выжил?
Сизак остановился и заорал:
— Да ты что тут из себя ставишь, а? Ты думаешь, ничего тебе не будет? Да мы же тебя сегодня поймаем. Да мы же тебя разукрасим, как в праздники! Это ты понимаешь? Лучше гони кольцо, пока я никому не сказал!
Витька знал, что это не пустая угроза. Сизак сразу же, конечно, помчится к шпане.
— А что они о Ленинграде подумают… — нерешительность на минуту овладела Витькой.
— Кто это?
— Да в общежитии.
— Ха, вот дурак! Идиот! «О Ленинграде
Но Витька уже справился с собой.
— Брюки давай, а то в Неве кольцо ищи. — Он сделал вид, будто хочет швырнуть кольцо в реку.
— Идём отдам! Но смотри, смотри, — цедил Сизак сквозь зубы, — сегодня же получишь! Почтовый перевод по зубам!
Сизаков повел вдоль набережной. Потом долго вел задними дворами. Витька то и дело спотыкался в темноте.
— Брюки, брюки… вон какой дом сгорел. Когда его восстановят, сто лет пройдет! Куда ты прёшься за мной. Погоди тут. Сейчас приволоку.
Сизаков полез в развалины. Наверняка там были спрятаны не одни брюки. Слышно было, как вырываются кирпичи из-под его ног.
Витька пришел в общежитие, когда все спали. Лукин спал поверх одеяла. Витька долго будил его и кинул ему прямо на подушку сверток с брюками.
— Держи, русалка! И помни: в Гавани ничего не пропадает. — Он наклонился и сморщился, потрогав свою рваную штанину. — Тебе понятно?
— Слушай, — возбужденно заорал Лукин, не обращая внимания на спящих. — Покажи мне завтра свою Гавань, а?
— Иди ты к черту, — ответил Витька. — У нас в Гавани мраморных лошадей нет!
На улице его слегка зазнобило. Может, от холода. Может, от страха. Идти надо было мимо Васиного сада. Где-нибудь там у темной ограды или возле пивной притаилась шпана. Караулит.
Витька постоял в нерешительности. И пожалел вдруг, что всё так получилось. Но надо было идти домой.
ТИХОХОД
Рассказ
Кончался сентябрь. Был он на редкость солнечным и сухим. Листья на деревьях будто и не собирались желтеть. И только ветер стал уже по-осеннему резким, порывистым. Он вздымал тучи пыли с окрестных холмов. Тряс придорожные буки и клены.
Пыль набивалась в глаза, налипала на потное лицо солдата, противно скрипела на зубах.
Кончался сентябрь тысяча девятьсот сорок первого года.
По пустому пыльному шоссе шагал солдат.
Он выполнил задание: проверил дивизионную связь
Он не был здоровяком. Длиннющие нескладные ноги. Длинная тонкая шея. Длинные, как палки, руки…
Нагружен он был, как лошадь.
На спине винтовка, две стальные катушки с проводом, противогаз. На одном плече вещмешок, на другом деревянная коробка с полевым телефоном. Ещё на нём был широкий брезентовый пояс, на котором болтались два стальных крюка-кошки. С их помощью он лазил по столбам.
Ему бы идти тропинками вдоль реки, получилось бы гораздо ближе, но здесь можно было рассчитывать на попутную машину. Но машин всё не было и не было. Хотя ещё на рассвете, когда он вышел на задание, грузовики шли колоннами.
Его бы насторожила такая перемена, будь он опытным солдатом, но ещё совсем недавно он мирно слесарил на заводе в Ленинграде.
Долго он шагал по пустому шоссе и вот услышал наконец-то гул мотора. Остановился на обочине, но потом, испугавшись, что машина пройдет мимо, вышел на середину.
Зеленый большой грузовик с фургоном вылетел из-за поворота на большой скорости.
— Эй! Эй! — замахал солдат. — Братцы! Неужели не остановят!
Резко заскрежетав тормозами, грузовик остановился метрах в десяти от него.
— Вот спасибо, так спасибо! — подбежал солдат к самому радиатору.
— А я уж из сил выбился, понима… — он осекся.
За выпуклым лобовым стеклом грузовика сидели двое. Руль держал хмурый толстый мужчина в тёмных очках. На нем была какая-то черная пилотка. Второй был помоложе, белобрысый, его пилотка, тоже черная, была засунута… под погон.
— Погоны! — ахнул солдат. И тут же понял: немцы!
Судорожно потянул он к себе приклад винтовки, но она, к несчастью, была у него под тяжелыми катушками с проводом. Снимать катушки времени не было. Белобрысый уже выскочил на подножку и навел пистолет…
Сидевший за рулем повернулся и постучал кулаком в стекло позади себя. И сразу из фургона выскочило несколько немцев в коротких странных сапогах с широкими голенищами.
Они окружили солдата, держа наготове автоматы.
Толстяк тоже выбрался из кабины. Он и белобрысый были в черной форме. Остальные — в мышиной.
Толстяк долго из-под очков разглядывал пленного, потом рассмеялся и что-то скомандовал.
Окружившие солдата немцы тоже рассмеялись и повесили автоматы на плечи дулами вниз.
— Видят, что беззащитный! — тихо пробормотал пленный.
Толстяк спросил его, коверкая русские слова:
— Коммунист, пиф-паф или повесьить, а? — он ещё раз рассмеялся, потом поглядел на часы, нахмурился и побежал к машине, что-то крича на бегу.
«Сейчас расстреляют. Торопятся куда-то», — приготовился солдат к смерти.