Путаный след
Шрифт:
Он добавил:
— Вот и всё, что помню. Получается — были танкисты!
Разговор прервался. Майор тянул из стакана пиво. Василий Иванович, приоткрыв дверь, курил.
Олег терпеливо ждал: может, они ещё что-нибудь припомнят. Так интересно слушать! Будто военное кино смотришь.
— Товарищ полковник! — вдруг воскликнул Рахмашаев. — Вы сказали, что немцы ушли за ручей, да? Ошибка, дорогой! За ручьём ваш окоп был! Забыли?
— Тише, Рахмашаев, не горячись! Ты сам забыл! За ручьем были немцы.
— Почему забыл, — снова воскликнул майор, — за ручьём!..
— За ручьем — немцы, — сердито
— Деревья… какие деревья? Овраг помню.
— Овраг… Хм. Два десятка лет — не фунт изюму! Но деревья-то были. Это уж точно. Старые, засохшие. Что, снова будешь спорить?!
— Не было деревьев, был овраг, — не сдавался майор. — Думаете, у Рахмашаева память дырявая, да?
— Что с тобой сделаешь. Давай бумагу, набросаю план, и всё станет на свои места. Вот смотри. Это Покровка. Теперь твой овраг… он где-то здесь… а вот и деревья. Их с десяток. Окоп был среди них. А это ручей, и здесь фашисты. Все ясно?
— Нет, разрешите! Вот тут надо исправить и тут…
Они чертили, то и дело выхватывая друг у друга карандаш и споря. Олег, свесившись с полки, внимательно разглядывал всё, что они делали. На него не обращали внимания.
— Ну-ну. Куда же ты поехал? — тянул Василий Иванович. — Не могло тут быть окопа… Хотя… Очнулся-то я через месяц! Знаешь где? В Челябинске! В госпитале. Оказывается, самолетом меня туда. Ничего не помнил… Кто же меня вытащил, а? Кто-то из этих танкистов. Непременно. Остальные, наверное, прикрывали. И, конечно, все погибли. Оттуда невозможно было выбраться живым. Иногда у меня знаешь какая мысль появляется?.. Вдруг окоп сохранился, а? Что скажешь?
— Ну нет! Засыпали. Сам ополз, — заверил майор.
— Да, да. Ну, а вдруг? Что-нибудь в нем могло и остаться. Оружие, личные вещи. Лежат на дне. Сверху их призасыпало, никто не видит. Помнишь, у наших была привычка вырезать фамилии на своих вещах?
— Правильно, дорогой! — подхватил майор. — На ложках вырезали. На мундштуках, портсигарах. На котелках. Не только фамилии. И год рождения. И даже откуда родом.
— Да… разбередил ты меня, майор! Собирался в Смоленск не однажды. Знаешь, какая-то чушь в голову лезет, фантазия. Все мне кажется, что окоп сохранился. Ерунда, конечно, — усмехнулся он, — ничего не сохранилось, это ясно… а вот. Что с собой сделаешь! Отыскать бы его, пусть и нет ничего в нём, но просто так постоять, вспомнить…
— Не найдёшь, дорогой. Зря только…
— Понимаю, понимаю. — Он побарабанил пальцами по столику. — А если был предатель? Останется безнаказанным? Живет где-нибудь, гад. Притаился. Пользуется всеми благами, нашей победой. А ребята в земле лежат! Вот ведь что получается… Если бы хоть что-нибудь узнать, хоть малейшую зацепочку, одну бы фамилию. Я бы остатка жизни не пожалел, начал бы розыски и уж довел бы их до конца… Но, чувствую, всё напрасно, придётся отступить!
«Зачем отступать?» — думал запальчиво Олег. Разве Герой Советского Союза может отступать? Надо искать и искать. Надо проявить смекалку, военную находчивость, и всё будет в порядке. Пусть только уйдет майор, Олег поговорит с Василием Ивановичем, предложит искать вместе. Вдвоем они что угодно найдут. И тогда уж станут друзьями на всю жизнь…
ПРОСПАЛ
Он
— Четвёртое, Смоленск скоро! — кричала проводница. — Подъём!
Олег протёр глаза. Купе было пусто. Он понял, что проспал Василия Ивановича. Тот сошёл ночью в Витебске. На краю столика горкой лежали конфеты. Ему оставил.
— Вставай, вставай, — сказала проводница, входя. — Некогда. Надо купе убрать. — В руках у нее был веник.
К конфетам Олег не притронулся. Достал чемодан. Помедлил.
— До свиданья, — сказала проводница. Она быстро работала веником.
— Пока, — вздохнул он.
Поезд медленно подошел к перрону. Олег огляделся с подножки: какой ты, Смоленск? Солнечный. Оказывается, гористый. Ого, ну и соборище стоит на краю горы! Вон телевизионная вышка… Где же тут Днепр?
— Кисличкин, привет, как доехал? Ух и мрачный! Уже по маме соскучился? Да ну, слезай же!
Он спрыгнул на перрон. Тётя Таня, шумная, весёлая, в лёгкой спортивной куртке голубого цвета, в ярком платке с крупными горошинами, бросилась к нему. Олег сморщился. Эти поцелуи… Кругом столько народа! Нехотя подставил щеку.
— Что, что? — протянула она. — Целоваться? Фу! — И хлопнула его по плечу. — Давай чемодан. Давай, давай, говорят. Так положено. Ты же гость. Пешком пойдём. Такси у нас — роскошь, это не в Ленинграде. Тут рядом, только в гору подняться. Здесь кругом горы.
— Вижу, — невесело сказал он.
— Да что с тобой, Кисличкин? Какая муха укусила, а?
ЯБЛОЧКИ СМОЛЕНСКИЕ
… Вот тебе и Днепр!
Узкая, с подмытыми берегами речушка течет под высоким мостом. Может, в городе есть другой Днепр? Надо спросить. Рядом, навалившись грудью на перила, скучал молодой мужчина в соломенной шляпе.
— Дяденька, это что за речка?
Тот оторвался от перил, сонно оглядел Олега и небрежно пробасил:
— Это есть великая водная артерия. Днепр называется! — и, щелкнув Олега по носу толстым коротким пальцем, добавил: — Понятно, турок необразованный?
К пристани пробирался речной трамвай. С моста видно, как рулевой отчаянно крутит штурвал, всё время высовываясь из рубки и что-то крича.
— Всё равно застрянешь, — определил мужчина в соломенной шляпе. — Кричи не кричи!
Он не ошибся. Кораблик и впрямь сел на мель. Рулевой вышел из рубки. Взял багор. Упираясь в дно, стал подталкиваться к пристани.
— Ну и ну! — вырвалось у Олега. — Днепр!
За два дня Олег успел обегать весь город и теперь слонялся просто так, от нечего делать. Хорошо бы выкупаться. Снизу доносились крики мальчишек. Но стоит ли купаться в такой луже! У тети Тани два шкафа с книгами. Может, найдется что-нибудь подходящее.
Олег пошел к остановке на базарной площади. Трамвая долго не было, и на тротуаре собралась толпа с авоськами, набитыми яблоками. Наконец подошел трамвай. Все кинулись к нему. Передние уже поднялись в вагон, но вдруг стали пятиться назад, выталкиваемые непонятной силой.