Путем актера
Шрифт:
– О, я смотрю - тут обедают!..
Но толстая Наташа полностью проигнорировала мой сигнал и лишь сухо спросила:
– У вас есть приличный костюм?
Я смутился от такой неожиданной смены ее настроения:
– Нет.
– А хотя бы пиджак?
– еще более недовольно спросила Наташа.
– Есть! Шерстяной.
– сказал я обрадованно. Все-таки я не совсем еще, не полный лох.
– Из “Global USA”1.
Наташа подняла на меня глаза:
– Откуда?
Почему-то она совсем рассердилась.
– Из “Global США”, - повторил я.
– Магазин
Наташа ничего не ответила и только, тяжело вздохнув, сняла с богатырских плеч сантиметр.
– Стойте ровно.
– Далее она очень профессионально померила мой рост, ширину плеч, бедер, и неожиданно обхватив сзади, плотно сцепила руки у меня на животе.
– Живот-то какой отрастил, - чуть потеплевшим голосом сказала она.
Цифры, полученные при своих замерах, Наташа записывала в большую общую тетрадь, расчерченную на колонки. В одной из колонок я разглядел свою фамилию, а чуть выше фамилию известного театрального артиста. Душа моя наполнилась гордостью.
– А кто нас обшивать-то будет?
– спросил я.
– Елена Супрун? (Имя этой молодой художницы моды я недавно узнал из статьи в одном еженедельном журнале, который иногда покупаю для общего развития.)
– Елене Супрун, - внушительно сказала Наташа, - нас не обшить, у нее для этого руки коротки. Только в вашей сцене десять человек заняты, тут целый цех нужен.
– Я смутился своей неопытности.
– А вы что, - продолжала Наташа, меряя длину моих брюк, - имеете отношение к миру моды?
Я опять смутился.
– Нет, так.
– И зачем-то соврал: - Когда-то немного писал для глянцевых журналов: “ХХL”, “Рlayboy”…
Наташа недоверчиво на меня покосилась, но ничего не сказала. Мы немного помолчали.
– А ботинки-то хоть приличные у вас есть?
– снова спросила она.
Чем-то я ее все таки раздражал.
– Конечно, есть, - снова обрадовался я, - у меня очень хорошие ботинки. Фирма “Ecco”. Я уже давно, много лет ее покупаю.
Наташа даже ручку положила.
– Какой фирмы?..
– переспросила она.
– “Ecco”… - повторил я неуверенно.
– Хорошая фирма считается. Ну, реклама еще уличная, видели? Два медвежонка идут куда-то. Эту обувь, между прочим, носит Эрленд Лу, знаменитый норвежский писатель. Он, кстати, одно время был актером, правда, театральным. Я видел их буклет…
Но Наташа меня прервала.
– “Ecco”, - отчеканила она, - запомните - вечерней обуви не делает!..
– В голосе ее послышался металл.
– Какой у вас размер?
Я не понял, зачем мне надо было запоминать, что фирма “Ессо” не делает вечерней обуви, но, посмотрев на рассерженную Наташу, не стал возражать и кротко сказал:
– Сорок четыре.
Наташа полистала свою тетрадь.
– У меня уже нет сорок четвертого, - сказала она.
– Вы поздно пришли. Может быть, у ваших друзей есть вечерние туфли?
– Туфли?..
– растерянно переспросил я.
– Ну, лаковые ботинки?!
– Во взгляде зав. костюмерным цехом отразилось нешуточное страдание.
Я вспомнил о сидящем на лавочке Наумове. У него от банковской деятельности наверняка должны были остаться такие ботинки. И чуть было не сказал: “Да, у меня есть такой человек. Он тут недалеко. Давайте, он поднимется, и мы вместе решим этот вопрос”. Но я лишь неуверенно пожал плечами.
– Не знаю, вряд ли…
– Вообще-то мы обувью актеров не обеспечиваем, - сказала Наташа после долгой паузы и тяжелого, я бы даже сказал, тяжелейшего вздоха, - так что вы уж поспрашивайте.
И я хотел было согласиться - я снова подумал, что кино, Кино с большой буквы, находится рядом со мной, так близко, в этой длинной, похожей на пенал, комнате… Фиг с ней, с этой толстой Наташей, за честь сняться у фон К. сотни актеров отдали бы… Но бес, сидевший во мне, соглашаться не стал и тихо сказал:
– Платите мне больше, и я куплю себе лаковые ботинки.
Произошла еще одна немая сцена (но меньшего масштаба, чем в репетиционной). Толстая Наташа молча смотрела на меня, а я на нее. Затем мы сухо простились.
Выйдя из костюмерной, я вдруг вспомнил, что так до сих пор и не знаю, о чем будет фильм и в какой же, собственно, роли я буду сниматься. Ну и ну… Я заглянул в комнату, где обсуждал свой гонорар с Маленькой Светой. Света сидела за столом, углубившись в какие-то ведомости.
– Извините, - сказал я.
– Я забыл вас спросить. Все как-то в спешке.
Света подняла голову.
– Да?
Я вошел.
– Я, собственно… В чем будет состоять моя роль, мне так никто и не сказал.
– А-а… - махнула рукой Света.
– Я забыла. Впрочем, на данном этапе это не важно. Некоторые режиссеры актерам до сьемочной площадки вообще ничего не говорят. Только “стой там - иди сюда”. Тарковский, например, Тереховой, когда она снималась в “Зеркале”, так вообще ничего и не сказал… Это известная история.
– Она отложила карандаш.
– Ну, ладно… - Света помолчала.
– Авдей Сергеич не Тарковский. Только быстро, у меня пять минут… Значит, так, фильм о кавказской войне. Все смешано, ХIХ век, наше время… Вы будете играть богатого человека, которого во сне видят наши солдаты. Наши солдаты находятся на передовых позициях, но во сне видят белый пароход, на пароходе сидят богатые, хорошо одетые люди, красивые женщины, пьют вино, играет музыка. Вокруг цветы, голубое море, а в это время… - Света лукаво посмотрела на меня и, понизив голос, сообщила: - За кадром, а потом и на эстраде поет Боб Стюарт. Все! Очень красивая сцена.
– И я буду богатым человеком?
– удивился я.
– На пароходе? Во сне?
– А что? Авдей Сергеич сказал, что у вас великолепный типаж. Или вы считаете, что сейчас уже никому не может сниться белый пароход?..
– Почему?
– удивился я.
– Может…
Причем сначала я даже не обратил внимания на Боба Стюарта. Если бы не Маленькая Света, я бы его и не заметил. Это ж надо!..
Оказывается, они с фон К. давно знакомы, еще по Парижу и, для того, чтобы сняться в нашем фильме, Боб специально на два дня прилетает в Россию из Австралии, где он сейчас живет. Представляете?!