Путешественники в третье тысячелетие
Шрифт:
— Судя по его структуре, думаю, ему не меньше тысячи — полутора тысяч лет.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Иван Фомич. — У некоторых племен были приняты речные погребения. Они устраивали могилы в местах, которые весной заливались водой: в поймах рек, в лощинах и оврагах. Быть может, и этот буерак окажется в числе таких мест, тогда нам вдвойне повезет…
Иван Фомич составил телеграмму:
«Москва, Академия наук, Институт истории материальной культуры. Срочно.
Районе станицы Больше-Соленовской школьной археологической экспедицией раскопан нетронутый древний могильник. Не
Гриша Челноков и Вася Таратута пошептались и подошли к учителю.
— Иван Фомич, — сказал Вася, — нельзя ли послать телеграмму дедушке Скуратову?
— Кому? — удивился Иван Фомич. — Ах, заведующему районным музеем. Правильно! Ведь это он натолкнул нас на мысль организовать кружок, и, кроме того, ему интересно присутствовать при вскрытии склепа.
Иван Фомич тут же написал вторую телеграмму.
Антоша Щукин засунул телеграммы и деньги в карман, вскочил на коня, ударил его по бокам босыми пятками и лихо поскакал в станицу.
Иван Фомич дал Никите Пересунько задание приготовить к приезду археолога снимки работ, проделанных до обнаружения свода могилы.
После полудня ушли в станицу Никита Пересунько и Ахмет Галиев. Ахмет решил отправить сообщение об открытии могильника в областную молодежную газету, юнкором которой он был.
Ребята весь день бродили по оврагу, стараясь найти следы речного погребения, но ничего не нашли. Затем они всей компанией отправились на Дон, купались, стирали и сушили одежду у костров.
Вечером в лагере состоялся концерт художественной самодеятельности.
Нина Шук, Коля Нечипоренко и Сеня Ращупкин исполнили в лицах басни Крылова.
Песню про Степана Разина «Есть на Волге утес» спел Антоша Щукин. У него оказался красивый низкий голос.
Гриша Челноков прочитал рассказ под заглавием «Спасение утопающих», про случай, который произошел в станице в прошлом году.
Каля Губина выступила с шутливой лекцией про метеорологию, где очень ловко подражала манерам и голосу Сени Ращупкина.
Всем участникам концерта много хлопали, но особенно большое впечатление произвело выступление Ивана Фомича. Он прочитал стихотворение поэта Алексея Константиновича Толстого «Курган». Начинается оно так:
В степи, на равнине открытой, Курган одинокий стоит; Под ним богатырь знаменитый В минувшие веки зарыт…Это было очень кстати! Слушатели невольно смотрели на курган, который величаво чернел на фоне багряной зари… А на востоке медленно выплывала из-за горизонта огромная круглая луна, озаряя молчаливую степь.
Поэт рассказывал, как после пышной тризны певцы сулили славу умершему богатырю, играя на золотых гуслях:
«О витязь, делами твоими Гордится великий народ! Твое громоносное имя Столетия все перейдет! И если курган твой высокий Сравнялся бы с полем пустым, ТоВсе слушали затаив дыхание, а Иван Фомич продолжал задушевно и грустно:
И вот миновалися годы. Столетия вслед протекли. Народы сменили народы. Лицо изменилось земли. Курган же с высокой главою, Где витязь могучий зарыт. Еще не сравнялся с землею, По-прежнему гордо стоит. И витязя славное имя До наших времен не дошло. Кто был он? Венцами какими Свое он украсил чело?..Пустыми и напрасными оказались пышные предсказания певцов-баянов…
Безмолвен курган одинокий… Наездник державный забыт, И тризны в пустыне широкой Никто уж ему не свершит! ………… ………… А слезы прольют разве тучи. Над степью плывя в небесах, Да ветер лишь свеет летучий С курганов забытого прах…Иван Фомич кончил. Стояло глубокое молчание.
После Ивана Фомича никто не решился выступить, веселые песенки или остроты прозвучали бы странно.
Только когда сгладилось впечатление от «Кургана», начались танцы под мандолину, на которой прекрасно играла Капитолина Павловна.
Глава тринадцатая. Приезд археолога
Недаром накануне была такая алая заря. На рассвете обитателей лагеря разбудил ветер: он распахнул входную полу мужской палатки и хлопал ею, как пастух кнутом. Ахмет Галиев, вернувшийся ночью из станицы, поднял ребят.
Ветер врывался в палатку через входное отверстие и угрожал сорвать ее. Мальчики покрепче укрепили полы, прибив их к земле длинными прочными рогульками из веток осокоря. Несколько ребят пошли к женской палатке и тоже укрепили ее.
Это было сделано вовремя, потому что ветер усиливался с каждой минутой. Длинные разорванные клочья туч бешено неслись над землей.
Сеня Ращупкин ходил с крайне озабоченным видом: барометр показывал 730 миллиметров, и это было грозным предвестием. И, конечно, Сеня не упустил случая блеснуть своими познаниями:
— Нимбостратусы скрыли все небо! В совокупности с низким давлением и восьмибалльным ветром это грозит ужаснейшим ливнем, возможно, с грозой.
Брызнули первые капли дождя. Все бросились к палаткам, а Щукин и Таратута побежали к телеге, около которой был привязан Воронко, — накрыть коня попоной. Кубря потрусил за Васькой, но в это время невдалеке громыхнуло, и пес опрометью кинулся обратно. Гриша и Сеня захохотали. Раскат грома раздался гораздо ближе, и Кубря, поджав хвост, бесцеремонно полез в палатку.