Путешествие Гулливера на корабль скотоголовых
Шрифт:
– Мистер Гулливер, я нашел компромисс. Вы будете сниматься в трусах. Идет?
Я сделал вид, что думаю. На самом деле, компромисс меня устраивал. Разгоряченная алкоголем и девицами мужская сущность, сумела объединить во мне интересы двух противоположных сторон моей личности.
– Хорошо.
– Ответил я.
Меня проводили в кабинку и сообщили, что трусы меня уже дожидаются. Вы можете себе представить, что в Англии восемнадцатого века означали мужские трусы? Это были панталоны до колен, с завязками. То, что дожидалось меня на крючке походило на фиговый
Я шел к людям той же походкой, которой идут осужденные на смертную казнь к виселице. Я ждал залп хохота и насмешек. А я был смешен в этом наряде. Но на меня никто не обратил внимания.
– Работаем!
– Крикнул выдра.
– Все по местам. Вы, мистер Гулливер в центр, между девушек.
Я прошел вдоль бассейна и занял место, на которое мне указали. Девицы игриво смотрели на меня и всячески пытались заставить потерять контроль над своими мыслями. К вящему стыду, думая об этой ситуации много времени спустя, я ловлю себя на мысли, что в тот момент им удалось затмить пуританские устои добропорядочного англичанина. Воспоминания те обрывочны, но ярки. Периодически перед сном, в особенности зимой, когда камин не справляется со своей работой, и я мерзну под двумя одеялами, мне становится жарко от этих воспоминаний.
Когда человек-выдра, мокрый от пота и осипший от постоянно крика скомандовал:
– Камеры стоп!
На дворе уже наступила ночь. Эти сутки пролетели для меня как один миг. Я был выжат, как лимон, опустошен и ослаблен. Не выполняя никакой тяжелой физической работы, тем не менее я чувствовал, что дорога до каюты не покажется мне быстрой. Девицы, с которыми, если позволите мне так выразиться, я работал, пытались куда-то утянуть меня. Они обещали веселье, но мне нужен был только сон. И было бы прекрасно проснуться у себя дома и вспоминать прошедший день, как дурной сон. А утром пойти в сад, и целый день окучивать цветы, постригать газоны и зеленую изгородь.
В коридоре меня ждали. Я чуть было не забежал назад, но меня успокоили.
– Сэр, мы хотим вам напомнить, что завтра с утра первая сессия именно с нами.
– Предупредил человек с головой сенбернара.
– Завтра? Слава богу! Еще одну сессию я бы не выдержал.
– Признался я, но по моему лицу и так было видно, что я устал.
– До завтра, мистер Гулливер. Запомните, сеть вегетарианских ресторанов "Брокколи", все остальные после нас. Запомнили?
– Брокколи, разумеется. Ненавижу брокколи.
Удивляться и задавать вопросы у меня не было сил. Прикрыв глаза в ожидании сладкой неги, я не помнил, как дошел до дверей своей каюты. Сил едва хватило на вечерний моцион. Потом была короткая вспышка сна и снова стук в дверь.
– Мистер Гулливер, брокколи ждет вас!
– Раздался задорный голос с той стороны.
– Ммм, неужели они не хотят потратить день с большей пользой?
– спросил я сам себя.
– Иду!
– Крикнул я вслух.
Я понятия не имел, кто меня должен кормить. В моей каюте было пусто, а мне хотелось с утра выпить чашку чая. За дверью стоял тот самый сенбернар.
–
– спросил я его.
– Обратитесь к своему холодильнику.
– Ответил он и ощерился крупными клыками.
Видя мое замешательство, он попросил разрешения войти, затем подвел меня к белому шкафу. Открыл его дверь и к моему удивлению, сделал открытие, что в моей каюте полно разных съедобностей, спрятанных внутри самоохлаждающегося шкафа, называемого холодильником. На все про все, он дал мне пять минут.
Их я потратил на сэндвичи с колбасой и какой-то терпкий темный напиток со странным вкусом. Спустя отпущенное мне время я почувствовал себя готовым к новому рабочему дню.
– А скажите, мне придется есть брокколи?
– С тревогой спросил я.
– Нет, только изображать счастье рядом с вегетарианскими блюдами.
– Изображать? Понятно. Вчера меня этому учили весь день. Кажется, у вас это в порядке вещей изображать?
– Не понимаю вас, мистер Гулливер.
– Ну, мне показалось, что вы стараетесь больше изображать, чтобы со стороны показаться кем-то другим.
Сенбернар гоготнул.
– Это реклама. Здесь надо выставлять успешность напоказ. Вы знаете, каков закон хорошей рекламы?
– В мое время хороший товар в рекламе не нуждался.
– В ваше - точно, но в наше информационно-насыщенное время старые трюки не работают. Нам надо чтобы в головах наших потребителей выстроилась смысловая цепочка: товар-успешность. Не можешь себе позволить наш товар, значит, ты не успешен. Изгой, слабак, рохля или неопределившийся.
– Неопределившихся не волнует успешность?
– Их ни черта ничего не волнует. Они как растения. Настоящая движущая сила мирового бизнеса, это мы, определившиеся. Креативный класс, на пике технологического и культурного прогресса. Мы, острие эволюции. Наша сила в нашей неутолимой жажде творить и пользоваться тем, что мы сотворили, день ото дня улучшая свою жизнь!
Человек-сенбернар если бы умел краснеть, обязательно бы раскраснелся. Такой проницательно мощной была его речь. Вместо этого у него выступили шнурками слюни по краям рта, простите, пасти.
– Лучше бы вы бургеры улучшили, или придумали бы им более пристойное название. Например - подошва, очень бы подошло.
– Я не понимаю вашу иронию, мистер Гулливер. У них прекрасный вкус. Может быть, он просто непривычен для вас?
Я не нашелся, что ответить сенбернару. Не хотелось затевать спор на не стоящую того тему.
– Может быть.
– Согласился я.
– А я бы хотел попасть в ваше время. Это такой кладезь для воображения!
– Сенбернар мотнул головой, и слюни его разлетелись по сторонам.
– Боюсь, ваш внешний вид не смогли бы оценить по достоинству мои современники.
– Я представил этого собакочеловека на улицах Лондона. В лучшем случае его смогли бы терпеть только в цирке.
– Ах да, древность! Я забыл, что когда-то Землю населяли только неопределившиеся.
– Вздохнул он.
– Ну, и ладно, всему свое время.