Путешествие Кино
Шрифт:
Я просто спросила, я не собиралась затевать ссору.
Но эти слова изменили мою судьбу. И судьбу Кино.
Мои родители отреагировали так, словно увидели ночной кошмар. Они посмотрели друг на друга — ужас отражался в их глазах.
Мой отец завизжал:
«Тупой ребёнок! Как ты можешь такое говорить? Ты мерзкая, мерзкая маленькая девчонка! Как ты осмелилась на такое… такое предательство?! Такое богохульство! Хочешь навсегда остаться ребёнком и никогда не стать взрослой?»
Затем он посмотрел на мать, и она продолжила — её слова били, словно плеть, ужас застыл в её глазах:
«Извинись, глупый ребёнок! Скажи, что ты извиняешься! Перед отцом! Передо мной! Перед деревней! Моли нас о прощении за свои дурацкие проказы! Обещай, что никогда больше не будешь говорить таких вещей, и тогда… тогда мы забудем обо всём, что случилось».
«Почему ты так неожиданно заговорила об этом? Кто научил тебя этим безумным идеям?»
Так кричал мой отец.
Я могла себе представить, почему они так реагируют — ведь никто из них до сих пор не сопротивлялся проведению операции. Они убедили себя, что операция — это прекрасно. Это был защитный механизм, оберегающий их душевное спокойствие.
И пока моя мать пыталась поверить, что это всего лишь глупые выходки её ребёнка, мой отец не смог так легко простить меня за эти слова. Он искал способ присвоить их кому — то другому. Кому — то вроде Кино.
Заметив суматоху, к небольшому дворику перед гостиницей стали стекаться взрослые.
«Что случилось?»
«Я слышал крик…»
Их манеры были постыдны, ведь мои родители вели себя совсем не так, как подобает взрослым.
Мой отец удивил меня, сказав:
«Прошу прощения. Моя дочь сказала такие ужасные слова! Она не хочет завтра идти на операцию!»
Я была потрясена тем, что он сказал это — даже не пытаясь скрыть своего стыда.
Ответ соседей было легко предугадать.
«Что? Болван! Ты плохо её воспитывал! Это твоя вина!»
«Стать взрослой без операции? Сама идея безумна!»
«Как ты можешь так говорить о великой операции? Хоть ты ещё и ребёнок, но такие вещи непростительны!»
Затем они стали орать на меня так, словно что — то сломалось внутри и они не могли остановиться до тех пор, пока у них не кончатся слова.
«Пожалуйста, простите нас! Это мы позволили ей сбиться с правильного пути!»
Так причитала моя мать.
Отец сердито посмотрел на меня сверху вниз.
«Вот что происходит, когда говоришь глупости. Теперь нам за тебя стыдно! Это всё тот мерзкий путешественник, точно вам говорю! Это он научил тебя таким дурацким идеям!»
Отец схватил меня за руку и, волоча за собой, отправился искать Кино.
Кино был на заднем дворе. Рядом с ним стоял мотоцикл, сверкающий как новый. Трудно было поверить, что ещё два дня назад он был кучей ржавого мусора. Раздутый рюкзак Кино был привязан сзади сиденья и время от времени подрагивал от вибрации двигателя. Заднее колесо не касалось земли, а крутилось в воздухе, ведь мотоцикл стоял на подножке. Поверх сиденья было брошено коричневое пальто Кино, в котором он пришёл в нашу деревню. Оно было чистое, но всё такое же поношенное.
Мой отец заорал на него, встряхнув меня так, что лязгнули зубы.
«Вот ты где! Да, ты… кусок грязи!»
Когда невозмутимо спокойный Кино повернулся к нему, ярость моего отца сменилась безумием, и он завизжал, больше похожий на зверя, чем на человека.
«Так вот что операция сделает с тобой? Наверно, тебе лучше обойтись без неё».
Так тихо сказал Кино, посмотрев на меня сверху вниз.
И подмигнул мне.
Я хихикнула. В этот момент мой разум стал чистым и спокойным. Я приняла решение.
«Ты! Ты!»
Мой отец направил свой сжатый кулак на Кино, слюна и пена летели у него изо рта.
Кино поклонился моему отцу со спокойствием святого.
«Да?»
«Да? Да? Я покажу тебе „да“! На колени! Моли о прощении! Меня! Всех жителей этой деревни!»
«Прощении? За что?»
Так спросил Кино, склонив голову набок.
В ответ мой отец снова взревел. Его лицо стало багровым, а тело затряслось. Я посмотрела на его лицо, лицо настоящего взрослого. Оно не отличалось от лица моих друзей, с которыми я ссорилась из — за чего — то глупого и убегала в слезах домой.
Он хотел крикнуть что — то ещё, или опять взреветь, когда его прервал голос.
«Мне кажется, уже хватит».
Это был старейшина деревни.
Тогда я точно не знала, каков его настоящий титул, но знала, что он очень важный человек. Его манеры отличались от манер взбешённых взрослых. Тогда я подумала — для этого тоже нужна операция?
Старейшина заговорил с Кино.
«Путешественник, в каждой стране, в каждом доме есть свои традиции. Ты знаешь это».
Это не было вопросом, но Кино ответил.
«Да, знаю».
«В этой стране у нас тоже есть свои традиции. Это древние традиции и они не могут быть изменены по твоей прихоти. Я уверен, что ты понимаешь это».
Плечи Кино опустились.
«Понимаю. Я собираюсь покинуть вашу страну, старейшина. Если я останусь здесь ещё хоть на немного, то, скорее всего, меня убьют. Есть ещё какие — нибудь правила, которые я должен соблюсти, чтобы уехать?»
Старейшина сказал, что нет.
«Если ты направишься туда», — старейшина показал в направлении, куда был развёрнут мотоцикл, — «то выйдешь прямо к воротам. Ступай. Но я не думаю, что твоей жизни угрожает опасность. Ты должным образом въехал в нашу страну, ты не нарушал порядка. Я гарантирую тебе безопасность, пока ты не выйдешь за ворота. Это же всё — таки Страна взрослых».
Кино повернулся ко мне, наклонился и посмотрел в глаза. Я вдруг поняла, что мой отец больше не стоит у меня за спиной.
«Прощай, маленький цветок».
Так сказал Кино.
«Ты уезжаешь?»
Я хотела, чтобы он остался ещё. Я хотела узнать его после операции. Я хотела поговорить с Кино как взрослая.
«В каждой стране я остаюсь не дольше, чем на три дня. В большинстве случаев за три дня ты можешь узнать всё об этом месте. Кроме того, если ты задержишься, то не сможешь посетить ещё много новых, других стран. Прощай. Береги себя».