Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью сам был очевидным свидетелем
Шрифт:
Учитель, желая доказать справедливость сказанного им, взял ученика своего за руку и отвел от стола.
Приметя сие, госпожа П. воспылала материнским гневом и закричала на учителя: "А вам какое дело жалеть чужого добра? Слава Богу! Тарелок у нас довольно. Пусть он бьет их на здоровье! Хоть все перебей, мы других купим".
" Не в тарелках дело сударыня! — отвечал он, — я знаю, что у вас их довольно; но не худо, кажется, было бы, если бы дети ваши знали благопристойность".
" Благопристойность… — подхватила с язвительною усмешкою госпожа П, — вот еще какой мудрец! Хочешь учить благопристойности? Разве сами мы не знаем ее? Мы не подряжали вас учить детей своих благопристойности. Так
Учитель замолчал и, взглянув на меня, улыбнулся.
— Ну! Правду ты говорил, — подумал я сам в себе, — дети Г. П. в школу твою вступили поросятами, а из нее выдут взрослыми свиньями. Между тем в другой комнате послышался мне пронзительный крик; я приложил ухо и услышал, что меньшой сын Г. П. бранит слуг своих отборнейшими ямщичьими словами. Прошло около четверти часа, но он не переставал читать похвальные речи свои всем попадающимся ему в глаза. Наконец дядька, приставленный ходить за ним, взошел к нам и принес жалобу господину П. Сей, не говоря ни слова сыну своему, пошел вон, сказав дядьке: "Поди за мной"! По выходе их госпожа П. сказала с насмешливым видом: "По делам вору и мука"!
–
Я думал, что Г. П. пошел наказывать сына своего за учиненную грубость; потому начал просить госпожу П., чтобы они на сей случай хоть для меня простили ему сию небольшую вину.
" Нет, государь мой! — сказала она, — ежели дать им потачку, они готовы, и Бог знает, как изувечить детей наших. Никто, они же виноваты, что дети знают такие ругательные слова. Им бы не от кого их услышать и перенять"!
Тут-то я узнал, что повели наказывать не молодого барина, а престарелого дядьку его; но что делать, видно того требует правосудие!
Спустя несколько минут, виновник зла сего вбежал к нам, и приблизившись к брату своему, с радостным видом сказал ему довольно громко: "Братец! Братец! Ведь дядьку-то нашего батюшка высек, и он божился, что никогда ничего, чтобы мы ни стали делать, не будет на нас сказывать ни ему, ни матушке. Теперь-то нам будет воля! — качай во всю Ивановскую".
Сказавши сие, пошли они в другую комнату, передразнивая дядьку своего, как он кричал и вертелся под плетями; чем очень насмешили родителей своих, которые осыпали их похвалами за таковую переимчивость.
" Как я буду настоящим барином, — сказал меньшой брат, — так стану сечь людей еще больше, нежели батюшка.
" Так и должно! — отвечал другой, — я часто слыхал от матушки, что без побоев от них и добра не видать; а бить их ничуть не грех: лакей хуже собаки".
" Вот настоящие дворянские чувствия", — подтвердил меньшой.
Я советовал учителю оставить этот дом, хозяин коего поставляет преимущество свое пред лакеями в том только, что подобно сильному скоту может бить скотов слабых.
" Я давно намерен, — сказал он, — это сделать: доживаю только год. Вы можете представить, сколько должен я перенести огорчений и от учеников своих! Ежели во время учения случится мне сделать им выговор за неисправность, они тотчас расплачутся, заверещат сколько есть силы. Отец и мать прибегут, как бешеные, начнут упрекать меня, что обременяю детей их ученьем, довожу их до слез, причиняю им головную боль, на которую они ежедневно жалуются, и которая им препятствует учиться, и прочее, и прочее.
Любезный друг! Ты, может, прочитавши описание сих дворянчиков, скажешь с г. Правдиным, что их ничто не может исправить, кроме военной службы: средство доброе, надежное! — но, к сожалению, Митрофан и в отставке таков же, каков был в недорослях. Как бы то ни было, по моему мнению дети Г. П. ежели проучить их под ружьем, могут сделаться несколько оборотливее, вежливее; но ничуть не человеколюбивее. Будучи
простыми дворянами, они почитают людей своих хуже собак; какова же будет участь сих бедных людей тогда, когда господа их сделаются дворянами-офицерами?
(В этом письме содержатся намеки на комедии Д. И. Фонвизина "Недоросль" (1782 г.) и Г. Н. Городчанинова "Митрофанушка в отставке" (1800 г.)).
Письмо XXII.
Хороший эконом, или белый торгующий белыми.
Любезный друг! Дело мое касательно удержания за собой известной тебе деревни кончилось благополучно. Я с радостью оставил город, где обстоятельства заставляли меня входить в сообщество с людьми разного покрою, с худыми и нехорошими, которых ты, я думаю, знаешь по моим описаниям: господин Д., узнавши, что я расположился ехать по тракту к городу М., заложил дорожную повозку и поскакал за мною вслед. Целый день ехали мы вместе, разговаривали об разных материях, но ни разу не спросили друг друга, куда кто едет. На другой день, когда мы проезжали чрез одно село г. Д. остановил меня, сказав: "Здесь надобно нам погостить".
" У кого"? — спросил я.
" У моего зятя", — ответствовал он.
Я не имел никакой причины отговариваться. Г. Д. на двор, я за ним; г. Д. в дом, я за ним. Зять его, человек вежливый и, как видно будет после, весьма хороший эконом.
Сначала разговоры наши были просто учтивые; но как мы за столом и после стола опорожнив несколько бутылок с лучшими винами, стали гораздо повеселее, и разговоры наши сделались живее, откровеннее; г. Д. начал выхвалять ум и хозяйственность зятя своего, доказывая тем, что он в весьма короткое время к пятидесяти душам, доставшимся ему в наследство, умел присовокупить еще до тысячи душ. Я подивился такой премудрой экономии и из любопытства спросил хозяина: "Какие употребили вы средства к столь скорому обогащению: я думаю, что они должны быть очень хороши и достойны замечания".
" Я ласкаюсь надеждою, что они вам не понравятся, — отвечал он, восхищен будучи похвалами тестя своего, — родитель мой скончался за двенадцать лет перед сим, оставив мне в наследство только пятьдесят душ. Я, получив отставку, и приехавши сюда, расчел, что получаемым с сих душ доходом никак не можно будет мне содержать себя по приличию; почему принужден был изобретать разные средства к умножению доходов своих. Одно из них, самое первое, так мне понравилось, что других я вовсе не употреблял, да и употреблять не намерен. По приезде своем выбрал я из пятидесяти душ десять человек, годных в рекруты, и продал их экономическим крестьянам, которые тогда находились в крайности в рассуждении поставки рекрут, за десять тысяч рублей. На сии деньги купил целую деревню с тридцатью душами. Следственно двадцать душ и земля, принадлежащая к новой деревне, пришли мне даром. Из сей новой деревни таким же образом продал я восемь душ, за которые взял семь тысяч пятьсот рублей. На сию сумму купил я еще сорок две души, по причине, крайней нужды продавцу в деньгах. И так я выбарышничал себе 34 души с землею. Продолжая таким образом торг свой, я в несколько лет так увеличил число крестьян своих, что в состоянии был продать вдруг 46 человек. За тридцать четыре тысячи пятьсот рублей, за них полученные купил я вдруг 200 душ. В течении двенадцати лет сверх всех хозяйственных издержек приобрел я девять сот пятьдесят душ и сто двадцать пять тысяч рублей наличными деньгами. Вот, государь мой! продолжал он, каким образом достиг я теперешнего состояния, которым, признаюсь я очень доволен".