Путешествие мясника
Шрифт:
— Но ты ведь к нам еще вернешься?
— Если пригласите, вернусь. Правда, жилья у меня здесь больше не будет, но в гости обязательно приеду.
— Наш диван всегда в твоем распоряжении, — решительно заявляет Джош, — до тех пор, пока не купишь себе дом.
— Куплю дом?
— Ну да. В следующий раз приедешь, и займемся поиском недвижимости. И знаешь, что, Чокнутая? — Джош тычет пальцем в рабочий график, висящий над прилавком. — С этого момента ты будешь работать в штате.
— Брось, Джош!
— Да пошла ты! Что «брось»? Мне тут больше не нужны сачки, которые вкалывают
— Хорошо, договорились. — Время пришло, и я неохотно поднимаю свою чашку. — Я хочу сказать, что все вы… Здесь было просто очень здорово… Я… — Нет, я ни за что не разревусь. Ни за что. — Я не хочу уезжать от вас, ребята.
Брови Джоша ползут вверх, уголки губ опускаются, и у него на лице появляется маска грустного клоуна: забавная и искренняя одновременно.
— Стоп-стоп-стоп, Джули. Если ты опять начнешь разводить сырость, клянусь, я возьму поркетту Эрона и отлуплю тебя ею!
На улице совсем темно. Я несу рюкзак с вещами, большую сумку с мясом, свою свечу, мраморное яйцо, картинку в рамке и именные ножи. Уже поздно. Меня ждет Эрик. Надо ехать домой. К горлу подкатывает комок.
На парковке, что находится за углом от лавки, я сижу в машине и пытаюсь вставить ключ зажигания. Слезы застилают глаза, и в конце концов я роняю голову на руль и разрешаю себе вволю порыдать.
Кто-то стучит в стекло. Я вздрагиваю и выпрямляюсь. Это Джессика. Торопливо смахнув слезы, я открываю ей дверь, и она забирается в машину.
— Все ясно. И ты всерьез плачешь на парковке из-за того, что отработала последний день?
— Ага. Вернее, нет. Я не знаю. Я… я даже не представляла… По-моему, мне просто хочется сбежать.
Мне неловко и стыдно от этого по-детски жестокого признания.
— Значит, надо сбежать.
— Нет, я не могу. Да и не хочу, если уж на то пошло.
Мне только… — Я судорожно всхлипываю. — У меня такое чувство, будто я сама себя загоняю в клетку.
— Джули, послушай, мы ведь с тобой ни разу толком не говорили с того раза… ну, помнишь, когда мы ездили в ресторан. Я думаю, может, тебе лучше…
Неожиданно даже для себя самой я начинаю отчаянно трясти головой и не даю ей договорить фразу, которую очень боюсь услышать.
— Нет! Нет, может, и так, но… — Слова беспорядочно вырываются у меня из горла вместе со всхлипами. — Может, и так, но, понимаешь… Я не хочу… не хочу никого терять. Но только я и себя не хочу терять. Господи, все это так страшно запутанно!
Я опять опускаю голову на руль и через минуту чувствую, как мне на плечо ложится ладонь Джессики.
— А почему бы тебе не отправиться в путешествие? Я имею в виду, одной. Ты знаешь, что я как-то полгода прожила в Японии? Лучшее, что было со мной в жизни. Остановишься в каком-нибудь «любовном гнездышке». Послушай, я хочу сказать, ты ведь еще вообще не жила.
— В «любовном гнездышке»? — сморкаюсь я.
— Ну да. Отличная штука. Это такие отели, где можно остановиться хоть на ночь, хоть на час. Там внизу просто панель с кнопками, вроде торгового автомата, выбираешь любой номер, какой понравится. А все комнаты украшены зеркальными шарами, аниме и прочей хренью.
Я начинаю дышать немного поспокойнее.
— Знаешь, а ведь я ни разу не была за границей одна.
— Вот и поезжай! Самый лучший выход. Я знаю, что тебе надо: Большой мясной тур. Поезжай в Японию. Попробуй там сашими из конины. Или съезди в Кобэ. Там выращивают бычков и, чтобы мясо было мраморным, поят их пивом. Съезди в Ванкувер, у Джоша там есть приятель, который делает потрясающие колбасы, или… Нет, вот что тебе надо! Аргентина! Ты ведь знаешь Игнасио? Мы поставляем ему в ресторан мясо. Он там жил и может дать тебе все наводки. Сама-то ты куда хочешь поехать?
— Не знаю… Может, в Восточную Европу? И в Африку. Да много куда.
— Ну вот. По-моему, сейчас самое время. Чтобы не скучать по нашей мясной лавке, найди себе новую.
Я пожимаю плечами и ладонями вытираю лицо.
— Но как я брошу Эрика?
— Джули, ты и так его бросаешь. Думаешь, он не чувствует?
Обняв меня на прощанье, Джессика выбирается из машины. Я наконец-то вставляю ключ в зажигание и поворачиваю его. Как всегда, дорога ведет меня вниз, потом по мосту над темным провалом Тэппен-Зи, потом через оранжевый электрический туман Бронкса, потом через мост Трайборо, за которым я должна была бы повернуть в Квинс, но вместо этого поворачиваю направо и еду на Манхэттен. Сбросив скорость, я проезжаю мимо дома, где живет Д., через стекло вглядываюсь в ярко освещенный вестибюль и на пару минут останавливаю машину, но двигатель не глушу. Я нередко так делаю: стою здесь, одновременно боясь и надеясь, что увижу его или он увидит меня, представляю себе, как в какой-то другой жизни смело захожу в дом, звоню в дверь его квартиры и он уже ждет меня там с бантиком на шее, как щенок.
Вместо этого я трогаюсь с места, а через двадцать минут уже поднимаюсь по лестнице к себе домой. На моем лице не осталось никаких следов слез, и Эрик встречает меня обычным приветствием:
— Мама пришла! Наконец-то.
Пес Роберт бегло обнюхивает меня и снова ложится. Кошка Максина, разлегшаяся на кухонном столе, тянет ко мне лапку, требуя ласки. Эрик пьет «Шарль де Фер» — то же самое розовое шампанское, которое я привезла для прощальной вечеринки в лавке. Я покупаю этот напиток так часто, что в местном винном магазине его прозвали «сок для Джули». Когда я вхожу в комнату, Эрик ставит стакан на столик, поднимается и обнимает меня. Не очень крепко, но нежно, пристроив подбородок у меня на макушке.
— Наконец-то.
Он ничего не говорит о моем мясном запахе, и, наверное, больше у него никогда уже не будет повода.
Если ведешь себя, как счастливый и уравновешенный человек, то иногда и в самом деле таким становишься — эту истину я твердо усвоила за последние два с половиной года. Поэтому я отправляюсь на кухню жарить курицу, а Эрик наливает мне шампанского.
— Я так рад, что ты опять дома.
— Я знаю. Я тоже рада.
И ведь нельзя сказать, что я лгу, что жарящаяся курица не пахнет по-домашнему уютно, что мурлыканье кошки не успокаивает и что мой муж меня не любит. Все это так. Просто раньше мир казался мне большим-большим, а когда я здесь, он иногда становится очень маленьким.