Путешествие мясника

Пауэлл Джули

Курица «Возвращение домой»

4 красные картофелины (крупно нарезать прямо с кожурой)

1 среднего размера луковица (крупно нарезать)

нерафинированное оливковое масло холодного отжима

соль

перец

целая курица весом примерно 1,4 кг

острая паприка

1/2 лимона

Нагрейте духовку до 20 °C. Нарезанные лук и картошку положите в миску, щедро полейте оливковым маслом, посыпьте солью и перцем, перемешайте руками или ложкой так, чтобы все овощи были покрыты маслом. В сотейник вставьте решетку, овощи положите под нее и сверху.

Курицу намажьте оливковым маслом и посыпьте солью, перцем и паприкой внутри и снаружи; половинку лимона засуньте ей в попку. Положите курицу на решетку. Если хотите, чтобы сочной была грудка, кладите грудкой вниз. (Мы с Эриком оба предпочитаем

темное мясо и поджаристую корочку, поэтому кладем грудкой кверху.)

Время готовки определите так: по 15 минут на каждые 450 г птицы плюс еще 10 минут. Пока ждете, откройте первую бутылку вина и поставьте какой-нибудь фильм, но только не чересчур мрачный, не слишком эмоционально напряженный и не тот, который может вызвать неприятные или неловкие воспоминания. Ничего похожего на «Собачий поддень» или «Ребенка Розмари». Посмотрите что-нибудь хорошо знакомое, с остроумными динамичными диалогами, словом, такое, что вы с мужем одинаково любите и еще больше любите смотреть вместе. Возможно, что-нибудь из Джосса Уэндона — он умеет успокаивать израненную душу. Во время фильма пару раз нажмите на кнопку «пауза» и сходите на кухню помешать лук и картофель, чтобы не пристали к решетке.

Курица готова, когда ее ноги легко двигаются в суставе. Отрежьте ногу и бедро одним куском, потом вторую. Положите на тарелки, туда же — лук и картофель, добавьте горсть зеленого салата. Такой курицы хватит на 6 человек, но голодные муж и жена могут вдвоем нанести ей серьезный урон.

Ешьте перед телевизором, запивайте вином — дешевым, розовым, проверенным. Потом спокойно засыпайте, а утром начинайте новую жизнь.

Часть вторая

Путешественница

Коль две души срослись в одну, Их не дано разъединить. Я не порву — лишь растяну Меж нами золотую нить. Джон Донн. Прощание, запрещающее печаль

Вот это мир, который мы создали. И разве он не прекрасен?

Аниа, Демон мщения (персонаж сериала «Баффи — истребительница вампиров»)

12

Carnicer'ia [2]

Задолго до рассвета я стою одна на пустой улице в Конгресо, районе Буэнос-Айреса. Очень холодно, изо рта у меня вырывается пар. Я никак не ожидала, что на севере Аргентины может быть так холодно, и, кстати, здесь так почти никогда и не бывает. Я натянула на себя все привезенные теплые вещи — футболку с длинными рукавами, сверху свитер, а на него толстовку, — но все равно мерзну. Я жду мужчину. Сердце у меня сильно бьется.

2

Мясная лавка (исп).

— Обязательно сделай это. Ты ведь никогда не путешествовала в одиночку. Побочное следствие того, что всю свою взрослую жизнь прожила с одним и тем же старым перцем.

Да, если не считать Д. — маленькое исключение. Вроде метеорита, повалившего деревья на огромных пространствах сибирской тайги.

— Ты-то путешествовал, — говорю я, не отрываясь от экрана лэптопа, и еще не решаюсь нажать на клавишу, чтобы подтвердить заказ места на рейс до Буэнос-Айреса. — Ты везде побывал.

— Ну да, я-то поездил по миру. И ты тоже не упускай свой шанс. Мир, он ведь большой.

— Да, все так говорят. — Я очень хочу поехать. Неведомый мир притягивает меня; он кажется больше и страшнее, чем раньше, до Д., до мясной лавки, до того, как слово «расставание» стало казаться угрожающим и манящим одновременно. — Но я уже и так оставляла тебя одного надолго…

— Но я же выжил. И теперь выживу. Я хочу, чтобы ты поехала.

— Ладно. Спасибо.

Я жму на клавишу. Все, билет заказан.

В утренних сумерках, ежась от холода, я изучаю карту Буэнос-Айреса. Раньше она была приколота к пробковой доске в прихожей квартиры, которую я сняла здесь на месяц. Дочка хозяина аккуратными кружочками отметила на ней достойные внимания местные рестораны, кафе и бары, где танцуют танго. Я не слишком хорошо ориентируюсь в городе, а потому сняла ее с доски, сложила и засунула в карман. Еще там лежит ключ от квартиры — большой и старомодный, вроде того, которым Гарри Поттер открывал тайную комнату. Я зажимаю его в кулаке, как мясной крюк, — так что острый конец торчит между указательным и большим пальцами. Старый прием самообороны, вычитанный в каком-то глупом женском журнале. Я не особенно опасаюсь нападения, но просто всегда делаю так, если оказываюсь в непривычной обстановке: раньше это, как правило, означало какую-нибудь плохо освещенную заправку или незнакомую улицу после полуночи, а сейчас — новый город на новом континенте, где я совершенно одна.

Я жду на краю просторной Пласа-дель-Конгрессо. Здесь много травы и статуй, а прямо передо мной возвышается здание Конгресса. Оно явно было задумано как нечто грандиозное, но в итоге получилось немного печальным и словно бы недоделанным. Под одной из статуй группа молодых парней в толстых куртках столпилась вокруг костерка, горящего в канистре из-под масла. Они не кажутся мне опасными и вроде бы совсем не обращают на меня внимания, но в ДНК каждой одинокой американки заложен страх перед такими компаниями. По площади бродит с десяток собак; большинство из них такой же расцветки, как ротвейлеры, но гораздо меньше и фигурой похожи на терьеров. Все они хорошо упитаны, с блестящей шерстью, но, судя по манерам, их дом — улица. Они всегда точно знают, куда направляются, прекрасно ориентируются в мусорных баках, вытаскивают из них все, что можно съесть, не боятся уличного движения, оживленного даже в этот утренний час, а переходя улицу, смотрят сначала налево, потом направо и дожидаются зеленого сигнала светофора.

Несмотря на явные признаки обветшания, здания, равно как улицы Буэнос-Айреса и идущие по ним люди, излучают какую-то усталую европейскую элегантность. В паре кварталов к югу, если верить карте, пролегает Авенида Корриентес, улица кафе и книжных магазинов, где интеллектуалы, студенты, поэты и революционеры собирались, спорили и пили до тех пор, пока диктаторы не обложили их, не стали накачивать наркотиками, а потом сбрасывать из самолетов и вертолетов в широкую Рио-де-ла-Плата. Сегодня невозможно даже представить, что такое еще совсем недавно творилось в этом городе, так похожем на Париж. Наверное, те, кто приезжал в Париж году в шестьдесят пятом, чувствовали примерно то же самое: оккупация еще не успела стать давней историей, и тем труднее было поверить в то, что подобный ужас возможен.

Ко мне подъезжает такси; на заднем сиденье я вижу Сантьяго, забираюсь и сажусь рядом с ним. Это красивый, даже очень красивый, мужчина, высокий и стройный, с гладко выбритой головой, темной щетиной на лице, большими карими глазами и чудесной, немного застенчивой улыбкой. Я уже встречалась с ним в его ресторане — стильном бистро в престижном районе — и даже успела немного влюбиться. По-английски Сантьяго говорит не слишком хорошо, а я испанским не владею вовсе. Но это неважно.

— Готова? — спрашивает Сантьяго и, наклонившись, целует меня в щеку.

Я широко раскрываю глаза, пожимаю плечами и дерзко улыбаюсь:

— Если сейчас не готова, то не буду готова никогда.

С тех самых пор, как я приехала в Аргентину, я разговариваю особенным кокетливым, веселым и вызывающим тоном Американской Дамы. Как выяснилось, путешествие в одиночку чем-то похоже на маскарад. Никто здесь меня не знает, а значит, я могу быть, кем мне заблагорассудится. В Аргентине я сама игривость, блеск, кокетство и беспечность. Для полноты образа не хватает только шикарного брючного костюма с широкими плечами в стиле Кэтрин Хепбёрн, длинного мундштука, крошечной собачки в сумочке и, возможно, черной повязки на одном глазу.

При первой же встрече с Сантьяго я сообщила ему, что я мясник (или, по крайней мере, мечтаю им стать) и желаю знать все о производстве мяса в Аргентине. С непонятной для меня готовностью он согласился выполнять капризы друга своего друга — а Сантьяго приятельствует с Игнасио, шеф-поваром из Нью-Йорка, который сотрудничает с Джошем и Джессикой, — и взялся показать мне все, что может. Этим утром мы направляемся на Mercado de Liniers, самый крупный скотоводческий рынок в Аргентине, стране скотоводческих рынков. Он настолько знаменит, что весь прилегающий к нему район (рабочий, отнюдь не шикарный) назван в его честь Меркадо. Это что-то вроде Уолл-стрит для Нью-Йорка. От того, что по утрам происходит на Mercado de Liniers, зависит цена говядины в любом ресторане и магазине Аргентины и даже Европы, поскольку большая часть мяса импортируется туда. И вот знаменитый местный шеф-повар Сантьяго согласился стать моим экскурсоводом.