Путешествие на "Кон-Тики"
Шрифт:
Среди нашей свиты были, конечно, лоцманы, не вышедшие еще из детского возраста, ибо они имели в длину немногим больше двух сантиметров, тогда как большинство было длиной сантиметров в пятнадцать. Когда китовая акула, после того как гарпун Эрика вонзился в ее череп, умчалась с молниеносной быстротой, некоторые из сопровождавших ее лоцманов перешли на сторону победителя; они были длиной в шестьдесят сантиметров. Вскоре после ряда побед за «Кон-Тики» следовало 40–50 лоцманов, и многим из них так понравилось спокойное плавание и ежедневные объедки, что они сопровождали нас на протяжении тысяч миль.
Но иногда лоцманы оказывались вероломными. Однажды во время вахты у руля я обратил внимание на то, что к югу от нас вода внезапно забурлила, и увидел огромную стаю золотых макрелей, которые, подобно блестящим торпедам, неслись к нам. Обычно они приближались, мирно играя, то подскакивая, то шлепаясь обратно в воду плоскими боками; на этот раз они неслись с бешеной скоростью больше по воздуху, чем по воде. Синяя зыбь была взбита в белую пену судорожными движениями беспорядочно мчавшихся беглецов, а за ними, как быстроходный моторный катер, зигзагами мчалась чья-то черная спина. Золотые макрели отчаянными скачками приблизились к самому плоту; здесь они нырнули и, тесно сбившись стаей чуть не в сотню штук, метнулись к востоку, так что все море у нас за кормой засверкало яркими красками. Блестящая спина преследователя наполовину выступила над поверхностью воды, описав изящную кривую, нырнула под плот и понеслась, как торпеда, за стаей золотых макрелей. Это была дьявольски здоровенная голубая акула, длиной, пожалуй, около шести метров. Когда она исчезла, с ней ушла и часть наших лоцманов. Они нашли более привлекательного морского героя и решили присоединиться к нему.
По мнению специалистов, из всех морских животных больше всего нам следовало опасаться кальмаров, так как они могли забраться на плот. В Национальном географическом обществе в Вашингтоне нам показали отчеты и драматические снимки, сделанные при вспышках магния: из снимков явствовало, что один из районов течения Гумбольдта очень часто посещается чудовищными кальмарами, по ночам выплывающими на поверхность океана. Они так прожорливы, что если один из них вцепится в кусок мяса и окажется пойманным на крючок, немедленно появляется другой и начинает поедать своего плененного родича. У них такие щупальца, что с их помощью они приканчивают крупную акулу и оставляют безобразные рубцы на теле больших китов; а между щупальцами у них спрятан дьявольский клюв, не уступающий орлиному. Нам напоминали, что кальмары часто лежат на воде со светящимися в темноте глазами и что своими длинными щупальцами они могут проникнуть во все уголки плота, если даже им будет лень вскарабкаться на самый плот. Нам вовсе не улыбалась перспектива почувствовать, как холодные щупальца сжимают нам ночью шею и вытаскивают из спальных мешков; поэтому на случай, если бы мы вдруг проснулись от прикосновения щупалец, мы захватили с собой тяжелые ножи-мачете, по одному на каждого. Мысль о кальмарах сильнее всего тревожила нас перед отплытием, в особенности после того, как океанографы в Перу заговорили с нами на ту же тему и продемонстрировали карту, на которой наиболее опасный участок был отмечен как раз в самом течении Гумбольдта.
Долгое время мы не замечали никаких признаков этих моллюсков ни на плоту, ни в океане. Но вот однажды утром мы получили первое предупреждение, что они находятся в этих водах. Когда взошло солнце, мы обнаружили на плоту отродье кальмара в виде маленького детеныша величиной с кошку. Ночью он без всякой посторонней помощи взобрался на палубу и теперь лежал мертвый, обвив щупальцами бамбуковую жердь перед дверью каюты. Густая чернильно-черная жидкость растеклась по бамбуковой палубе и образовала лужицу вокруг кальмара. Мы исписали несколько страниц в судовом журнале этими чернилами, которые напоминали черную тушь, а затем выбросили труп детеныша за борт на радость золотым макрелям.
Мы сочли, что это незначительное происшествие предвещает появление более крупных ночных посетителей. Если детеныш мог забраться на плот, то его голодный родитель, без сомнения, способен на то же. Наши предки испытывали, вероятно, такое же чувство, когда они плавали на своих кораблях в эпоху викингов и думали о духе моря. Но следующее событие совершенно сбило нас с толку. Как-то утром мы обнаружили на коньке нашей крыши из пальмовых листьев молодого кальмара еще меньших размеров. Это сильно нас озадачило. Он не мог сам влезть туда, так как чернильные пятна виднелись только вокруг него, посредине крыши. Его не могла уронить туда морская птица, так как на нем не было никаких повреждений или следов от клюва. Мы пришли к выводу, что его забросило на крышу волной, захлестнувшей плот, хотя ни один из вахтенных не помнил, чтобы ночью была такая волна. Проходила одна ночь за другой, и мы регулярно находили на плоту новых молодых кальмаров, самый маленький из которых был величиной со средний палец.
Скоро мы привыкли к тому, что каждое утро на палубе среди летающих рыб оказывались один-два маленьких кальмара, если даже море ночью было спокойным. Эти молодые кальмары принадлежали к той самой дьявольской разновидности, о которой нам рассказывали; у них имелось восемь длинных щупалец, усеянных круглыми присосками, и два еще более длинных, с шипообразными крючками на конце. Но большие кальмары ни разу не появлялись на плоту. Темными ночами мы видели сияние фосфоресцирующих глаз, медленно плывших у самой поверхности воды; и только один-единственный раз океан вокруг нас закипел и забурлил, когда что-то вроде большого колеса всплыло наверх и перевернулось в воздухе, а некоторые из наших золотых макрелей пытались спастись бегством, в отчаянии выпрыгивая из воды. Но почему большие кальмары никогда не появлялись на плоту, хотя маленькие были нашими постоянными ночными посетителями, долго оставалось для нас полнейшей загадкой; решение мы нашли только через два месяца — два месяца, богатых опытом, — когда мы были уже вне пределов злополучного района кальмаров.
Молодые кальмары продолжали являться на плот. Одним солнечным утром мы все увидели стаю каких-то блестящих созданий, которые выпрыгивали из воды и летели по воздуху, напоминая крупные дождевые капли, между тем как море кипело от преследовавших их золотых макрелей. Сначала мы думали, что это стая летающих рыб, так как у нас на плоту побывало уже три разновидности их. Но когда они приблизились и некоторые стали перелетать через плот на высоте примерно полутора метров, одна из них ударилась о грудь Бенгта и шлепнулась на палубу. Это был маленький кальмар. Наше удивление не имело предела. Когда мы поместили его в брезентовое ведро, он продолжал отталкиваться и подскакивать вверх, но в маленьком ведре он не мог развить достаточной скорости и лишь наполовину выпрыгивал из воды. Общеизвестно, что кальмар обычно плавает по принципу ракетного самолета. Он с большой силой пропускает воду сквозь закрытую трубку, проходящую сбоку в его туловище, и таким образом может очень быстро, толчками, двигаться назад; подобрав все свои щупальца и сложив их кистью на голове, он приобретает обтекаемую, как у рыбы, форму. По бокам у него находятся две круглые толстые складки кожи, которые обычно служат для управления и спокойного плавания в воде. Но вот мы обнаружили, что беззащитные молодые кальмары, которые являются излюбленной пищей для многих крупных рыб, могут ускользать от своих преследователей, поднимаясь в воздух, подобно летающим рыбам. Они осуществили на деле принцип ракетного самолета задолго до того, как человеческий гений напал на эту идею. Они накачивают и выпускают из себя морскую воду до тех пор, пока не приобретают громадной скорости, а затем, расправив складки кожи наподобие крыльев, они отрываются под углом от поверхности воды. Как и летающие рыбы, они несутся планирующим полетом над волнами до тех пор, пока не иссякает накопленная ими скорость. После этого случая мы стали обращать на них внимание и часто видели, как они поодиночке, по двое или по трое пролетали 45–55 метров. Тот факт, что кальмар может планировать, явился новостью для всех зоологов, с которыми нам пришлось встретиться по возвращении из экспедиции.
Бывая в гостях у местных жителей тихоокеанских островов, я часто ел кальмаров. По вкусу они напоминают смесь омара и резины. Но на «Кон-Тики» кальмары занимали последнее место в нашем меню. Если они бесплатно попадали нам в руки, мы меняли их на что-нибудь другое. Обмен совершался следующим образом: мы насаживали кальмара на крючок и забрасывали его в океан, а затем вытаскивали его назад со вцепившейся в него большой рыбой. Молодые кальмары нравились даже тунцам и бонитам, а эти рыбы занимали в нашем меню почетное место.
Мы не испытывали недостатка в новых знакомствах, когда нас медленно несло по океану. В моем дневнике имеется много записей в следующем роде:
«11/5. Сегодня, когда мы сидели за ужином на краю плота, какое-то большое морское животное дважды появлялось на поверхности рядом с нами. Оно страшно плескалось, затем исчезло. Мы не имеем понятия, что это за животное.
6/6. Герман видел толстую темную рыбу с широким белым брюхом, узким хвостом и шипами. Она несколько раз выпрыгивала из воды со стороны правого борта.
16/6. С левого борта видна любопытная рыба. В длину около двух метров, максимальная ширина 30 сантиметров; удлиненная тонкая голова бурого цвета, большой спинной плавник у головы и поменьше на средине спины, мощный серповидный хвостовой плавник. Держится у поверхности, временами плавает, извиваясь, как угорь. Когда Герман и я с ручным гарпуном поплыли в резиновой лодке, она нырнула. Позже показалась опять, но вскоре нырнула и исчезла.
17/6. В полдень Эрик сидел на верхушке мачты и заметил 30–40 длинных узких рыб бурого цвета — таких же, как накануне. На этот раз они быстро приближались с левой стороны и исчезли за кормой, промелькнув в воде бурой плоской тенью.